.     .     .     .     .

Однажды Малыш вернулся из школы злой, с шишкой на лбу.  Мама хлопотала на кухне.  Увидев шишку, она, как и следовало ожидать, огорчилась.

— Бедный Малыш, что это у тебя на лбу?  — спросила мама и обняла его.

— Кристер швырнул в меня камнем, — хмуро ответил Малыш.

— Камнем?  Какой противный мальчишка!  — воскликнула мама.  — Что же ты сразу мне не сказал?

Малыш пожал плечами: — Что толку?  Ведь ты не умеешь кидаться камнями.  Ты даже не сможешь попасть камнем в стену сарая.

— Ах ты глупыш!  Неужели ты думаешь, что я стану бросать камни в Кристера?

— А чем же еще ты хочешь в него бросить?  Ничего другого тебе не найти, во всяком случае, ничего более подходящего, чем камень.

Мама вздохнула.  Было ясно, что не один Кристер при случае швыряется камнями.  Ее любимец был ничуть не лучше.  Как это получается, что маленький мальчик с такими добрыми голубыми глазами — драчун?

— Скажи, а нельзя ли вообще обойтись без драки?  Мирно можно договориться о чем угодно.  Знаешь, Малыш, ведь, собственно говоря, на свете нет такой вещи, о которой нельзя было бы договориться, если все как следует обсудить.

— Нет, мама, такие вещи есть.  Вот, например, вчера я как раз тоже дрался с Кристером...

— И совершенно напрасно, — сказала мама.  — Вы прекрасно могли бы разрешить ваш спор словами а не кулаками.

Малыш присел к кухонному столу и обхватил руками свою разбитую голову.

— Да?  Ты так думаешь?  — спросил он и неодобрительно взглянул на маму.  — Кристер мне сказал:  «Я могу тебя отлупить».  Так он и сказал.  А я ему ответил:  «Нет, не можешь».  Ну скажи, могли ли мы разрешить наш спор, как ты говоришь, словами?

Мама не нашлась что ответить, и ей пришлось оборвать свою умиротворяющую проповедь.  Ее драчун сын сидел совсем мрачный, и она поспешила поставить перед ним чашку горячего шоколада и свежие плюшки.

Все это Малыш очень любил.  Еще на лестнице он уловил сладостный запах только что испеченной сдобы.  А от маминых восхитительных плюшек с корицей жизнь делалась куда более терпимой.

Преисполненный благодарности, он откусил кусочек.  Пока он жевал, мама залепила ему пластырем шишку на лбу.  Затем она тихонько поцеловала больное место и спросила:

— А что вы не поделили с Кристером сегодня?

— Кристер и Гунилла говорят, что я все сочинил про Карлсона, который живет на крыше.  Они говорят, что это выдумка.

— А разве это не так?  — осторожно спросила мама.

Малыш оторвал глаза от чашки с шоколадом и гневно посмотрел на маму.

— Даже ты не веришь тому, что я говорю!  — сказал он.  — Я спросил у Карлсона, не выдумка ли он...

— Ну и что же он тебе ответил?  — поинтересовалась мама.

— Он сказал, что, если бы он был выдумкой, это была бы самая лучшая выдумка на свете.  Но дело в том, что он не выдумка.  — И Малыш взял еще одну булочку.  — Карлсон считает, что, наоборот, Кристер и Гунилла — выдумка.  «На редкость глупая выдумка», — говорит он.  И я тоже так думаю.

Мама ничего не ответила — она понимала, что бессмысленно разуверять Малыша в его фантазиях.

— Я думаю, — сказала она наконец, — что тебе лучше побольше играть с Гуниллой и Кристером и поменьше думать о Карлсоне.

— Карлсон, по крайней мере, не швыряет в меня камнями, — проворчал Малыш и потрогал шишку на лбу.  Вдруг он что-то вспомнил и радостно улыбнулся маме.  — Да, я чуть было не забыл, что сегодня впервые увижу домик Карлсона!

Но он тут же раскаялся, что сказал это.  Как глупо говорить с мамой о таких вещах!

Однако эти слова Малыша не показались маме более опасными и тревожными, чем все остальное, что он обычно рассказывал о Карлсоне, и она беззаботно сказала:

— Ну что ж, это, вероятно, будет очень забавно.

Но вряд ли мама была бы так спокойна, если бы поняла до конца, что именно сказал ей Малыш.  Ведь подумать только, где жил Карлсон!

Малыш встал из-за стола сытый, веселый и вполне довольный жизнью.  Шишка на лбу уже не болела, во рту был изумительный вкус плюшек с корицей, через кухонное окно светило солнце, и мама выглядела такой милой в своем клетчатом переднике.

Малыш подошел к ней, чмокнул ее полную руку и сказал:

— Как я люблю тебя, мамочка!

— Я очень рада, — сказала мама.

— Да...  Я люблю тебя, потому что ты такая милая.

Затем Малыш пошел к себе в комнату и стал ждать Карлсона.  Они должны были сегодня вместе отправиться на крышу, и, если бы Карлсон был только выдумкой, как уверяет Кристер, вряд ли Малыш смог бы туда попасть.

«Я прилечу за тобой приблизительно часа в три, или в четыре, или в пять, но ни в коем случае не раньше шести», — сказал ему Карлсон.

Малыш так толком и не понял, когда же, собственно, Карлсон намеревается прилететь, и переспросил его.

«Уж никак не позже семи, но едва ли раньше восьми...  Ожидай меня примерно к девяти, после того как пробьют часы».

Малыш ждал чуть ли не целую вечность, и в конце концов ему начало казаться, что Карлсона и в самом деле не существует.  И когда Малыш уже был готов поверить, что Карлсон — всего лишь выдумка, послышалось знакомое жужжание, и в комнату влетел Карлсон, веселый и бодрый.

— Я тебя совсем заждался, — сказал Малыш.  — В котором часу ты обещал прийти?

— Я сказал приблизительно, — ответил Карлсон.  — Так оно и вышло: я пришел приблизительно.

Он направился к аквариуму Малыша, в котором кружились пестрые рыбки, окунул лицо в воду и стал пить большими глотками.

— Осторожно!  Мои рыбки!  — крикнул Малыш; он испугался, что Карлсон нечаянно проглотит несколько рыбок.

— Когда у человека жар, ему надо много пить, — сказал Карлсон.  — И если он даже проглотит две-три или там четыре рыбки, это пустяки, дело житейское.

— У тебя жар?  — спросил Малыш.

— Еще бы!  Потрогай.  — И он положил руку Малыша на свой лоб.

Но Малышу его лоб не показался горячим.

— Какая у тебя температура?  — спросил он.

— Тридцать — сорок градусов, не меньше!

Малыш недавно болел корью и хорошо знал, что значит высокая температура.  Он с сомнением покачал головой:

— Нет, по-моему, ты не болен.

— Ух, какой ты гадкий!  — закричал Карлсон и топнул ногой.  — Что, я уж и захворать не могу, как все люди?

— Ты хочешь заболеть?!  — изумился Малыш.

— Конечно.  Все люди этого хотят!  Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой.  Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире.  И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно.  Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!

Карлсон с надеждой посмотрел на Малыша, но тот стоял совершенно растерянный, не зная, где он сможет достать все, чего хочет Карлсон.

— Ты должен стать мне родной матерью, — продолжал Карлсон.  — Ты будешь меня уговаривать выпить горькое лекарство и обещаешь мне за это пять эре.  Ты обернешь мне горло теплым шарфом.  Я скажу, что он кусается, и только за пять эре соглашусь лежать с замотанной шеей.

Малышу очень захотелось стать Карлсону родной матерью, а это значило, что ему придется опустошить свою копилку.  Она стояла на книжной полке, прекрасная и тяжелая.  Малыш сбегал на кухню за ножом и с его помощью начал доставать из копилки пятиэровые монетки.  Карлсон помогал ему с необычайным усердием и ликовал по поводу каждой монеты, которая выкатывалась на стол.  Попадались монеты в десять и двадцать пять эре, но Карлсона больше всего радовали пятиэровые монетки.

Малыш помчался в соседнюю лавочку и купил на все деньги леденцов, засахаренных орешков и шоколаду.  Когда он отдал продавцу весь свой капитал, то вдруг вспомнил, что копил эти деньги на собаку, и тяжело вздохнул.  Но он тут же подумал, что тот, кто решил стать Карлсону родной матерью, не может позволить себе роскошь иметь собаку.

Вернувшись домой с карманами, набитыми сластями, Малыш увидел, что в столовой вся семья — и мама, и папа, и Бетан, и Боссе — пьет послеобеденный кофе.  Но у Малыша не было времени посидеть с ними.  На мгновение ему в голову пришла мысль пригласить их всех к себе в комнату, чтобы познакомить наконец с Карлсоном.  Однако, хорошенько подумав, он решил, что сегодня этого делать не стоит, — ведь они могут помешать ему отправиться с Карлсоном на крышу.  Лучше отложить знакомство до другого раза.

Малыш взял из вазочки несколько миндальных печений в форме ракушек — ведь Карлсон сказал, что печенья ему тоже хочется, — и отправился к себе.

— Ты заставляешь меня так долго ждать!  Меня, такого больного и несчастного, — с упреком сказал Карлсон.

— Я торопился как только мог, — оправдывался Малыш, — и столько всего накупил...

— И у тебя не осталось ни одной монетки?  Я ведь должен получить пять эре за то, что меня будет кусать шарф!  — испуганно перебил его Карлсон.

Малыш успокоил его, сказав, что приберег несколько монет.

Глаза Карлсона засияли, и он запрыгал на месте от удовольствия.

— О, я самый тяжелый в мире больной!  — закричал он.  — Нам надо поскорее уложить меня в постель.

И тут Малыш впервые подумал: как же он попадет на крышу, раз он не умеет летать?

— Спокойствие, только спокойствие!  — бодро ответил Карлсон.  — Я посажу тебя на спину, и — раз, два, три!  — мы полетим ко мне.  Но будь осторожен, следи, чтобы пальцы не попали в пропеллер.

— Ты думаешь, у тебя хватит сил долететь со мной до крыши?

— Там видно будет, — сказал Карлсон.  — Трудно, конечно, предположить, что я, такой больной и несчастный, смогу пролететь с тобой и половину пути.  Но выход из положения всегда найдется: если почувствую, что выбиваюсь из сил, я тебя сброшу...

Малыш не считал, что сбросить его вниз — наилучший выход из положения, и вид у него стал озабоченный.

— Но, пожалуй, все обойдется благополучно.  Лишь бы мотор не отказал.

— А вдруг откажет?  Ведь тогда мы упадем!  — сказал Малыш.

— Безусловно упадем, — подтвердил Карлсон.  — Но это пустяки, дело житейское!  — добавил он и махнул рукой.

Малыш подумал и тоже решил, что это пустяки, дело житейское.

Он написал на клочке бумаги записку маме и папе и оставил ее на столе:

Конечно, лучше всего было бы успеть вернуться домой, прежде чем они найдут эту записку.  Но если его случайно хватятся раньше, то пусть знают, где он находится.  А то может получиться так, как уже было однажды, когда Малыш гостил за городом у бабушки и вдруг решил сесть в поезд и вернуться домой.  Тогда мама плакала и говорила ему:

«Уж если тебе, Малыш, так захотелось поехать на поезде, почему ты мне не сказал об этом?»

«Потому, что я хотел ехать один», — ответил Малыш.

Вот и теперь то же самое.  Он хочет отправиться с Карлсоном на крышу, поэтому лучше всего не просить разрешения.  А если обнаружится, что его нет дома, он сможет оправдаться тем, что написал записку.

Карлсон был готов к полету.  Он нажал кнопку на животе, и мотор загудел.

— Залезай скорее мне на плечи, — крикнул Карлсон, — мы сейчас взлетим!

И правда, они вылетели из окна и набрали высоту.  Сперва Карлсон сделал небольшой круг над ближайшей крышей, чтобы испытать мотор.  Мотор тарахтел так ровно и надежно, что Малыш ни капельки не боялся.

Наконец Карлсон приземлился на своей крыше.

— А теперь поглядим, сможешь ли ты найти мой дом.  Я тебе не скажу, за какой трубой он находится.  Отыщи его сам.

Малышу никогда не случалось бывать на крыше, но он не раз видел, как какой-то мужчина, привязав себя веревкой к трубе, счищал с крыши снег.  Малыш всегда завидовал ему, а теперь он сам был таким счастливцем, хотя, конечно, не был обвязан веревкой и внутри у него что-то сжималось, когда он переходил от одной трубы к другой.  И вдруг за одной из них он действительно увидел домик.  Очень симпатичный домик с зелеными ставенками и маленьким крылечком.  Малышу захотелось как можно скорее войти в этот домик и своими глазами увидеть все паровые машины и все картины с изображением петухов, да и вообще все, что там находилось.

К домику была прибита табличка, чтобы все знали, кто в нем живет.  Малыш прочел:

Карлсон распахнул настежь дверь и с криком:  «Добро пожаловать, дорогой Карлсон, и ты, Малыш, тоже!»  — первым вбежал в дом.

— Мне нужно немедленно лечь в постель, потому что я самый тяжелый больной в мире!  — воскликнул он и бросился на красный деревянный диванчик который стоял у стены.

Малыш вбежал вслед за ним; он готов был лопнуть от любопытства.

В домике Карлсона было очень уютно — это Малыш сразу заметил.  Кроме деревянного диванчика, в комнате стоял верстак, служивший также и столом, шкаф, два стула и камин с железной решеткой и таганком.  На нем Карлсон готовил пищу.  Но паровых машин видно не было.  Малыш долго оглядывал комнату, но не мог их нигде обнаружить и, наконец, не выдержав, спросил:

— А где же твои паровые машины?

— Гм...  — промычал Карлсон, — мои паровые машины...  Они все вдруг взорвались.  Виноваты предохранительные клапаны.  Только клапаны, ничто другое.  Но это пустяки, дело житейское, и огорчаться нечего.

Малыш вновь огляделся по сторонам.

— Ну, а где твои картины с петухами?  Они что, тоже взорвались?  — язвительно спросил он Карлсона.

— Нет, они не взорвались, — ответил Карлсон.  — Вот, гляди.  — И он указал на пришпиленный к стене возле шкафа лист картона.

На большом, совершенно чистом листе в нижнем углу был нарисован крохотный красный петушок.

— Картина называется:  «Очень одинокий петух», — объяснил Карлсон.

Малыш посмотрел на этого крошечного петушка.  А ведь Карлсон говорил о тысячах картин, на которых изображены всевозможные петухи, и все это, оказывается, свелось к одной красненькой петухообразной козявке!

— Этот «Очень одинокий петух» создан лучшим в мире рисовальщиком петухов, — продолжал Карлсон, и голос его дрогнул.  — Ах, до чего эта картина прекрасна и печальна!..  Но нет, я не стану сейчас плакать, потому что от слез поднимается температура...  — Карлсон откинулся на подушку и схватился за голову.  — Ты собирался стать мне родной матерью, ну так действуй, — простонал он.

Малыш толком не знал, с чего ему следует начать, и неуверенно спросил:

— У тебя есть какое-нибудь лекарство?

— Да, но я не хочу его принимать...  А пятиэровая монетка у тебя есть?

Малыш вынул монетку из кармана штанов.

— Дай сюда.

Малыш протянул ему монетку.  Карлсон быстро схватил ее и зажал в кулаке; вид у него был хитрый и довольный.

— Сказать тебе, какое лекарство я бы сейчас принял?

— Какое?  — поинтересовался Малыш.

— «Приторный порошок» по рецепту Карлсона, который живет на крыше.  Ты возьмешь немного шоколаду, немного конфет, добавишь такую же порцию печенья, все это истолчешь и хорошенько перемешаешь.  Как только ты приготовишь лекарство, я приму его.  Это очень помогает от жара.

— Сомневаюсь, — заметил Малыш.

— Давай поспорим.  Спорю на шоколадку, что я прав.

Малыш подумал, что, может быть, именно это мама и имела в виду, когда советовала ему разрешать споры словами, а не кулаками.

— Ну, давай держать пари!  — настаивал Карлсон.

— Давай, — согласился Малыш.

Он взял одну из шоколадок и положил ее на верстак, чтобы было ясно, на что они спорят, а затем принялся готовить лекарство по рецепту Карлсона.  Он бросил в чашку несколько леденцов, несколько засахаренных орешков, добавил кусочек шоколаду, растолок все это и перемешал.  Потом раскрошил миндальные ракушки и тоже высыпал их в чашку.  Такого лекарства Малыш еще в жизни не видел, но оно выглядело так аппетитно, что он и сам согласился бы слегка поболеть, чтобы принять это лекарство.

Карлсон уже привстал на своем диване и, как птенец, широко разинул рот.  Малышу показалось совестным взять у него хоть ложку «приторного порошка».

— Всыпь в меня большую дозу, — попросил Карлсон.

Малыш так и сделал.  Потом они сели и молча принялись ждать, когда у Карлсона упадет температура.

Спустя полминуты Карлсон сказал:

— Ты был прав, это лекарство не помогает от жара.  Дай-ка мне теперь шоколадку.

— Тебе?  — удавился Малыш.  — Ведь я выиграл пари!

— Ну да, пари выиграл ты, значит, мне надо получить в утешение шоколадку.  Нет справедливости на этом свете!  А ты всего-навсего гадкий мальчишка, ты хочешь съесть шоколад только потому, что у меня не упала температура.

Малыш с неохотой протянул шоколадку Карлсону, который мигом откусил половину и, не переставая жевать, сказал:

— Нечего сидеть с кислой миной.  В другой раз, когда я выиграю спор, шоколадку получишь ты.

Карлсон продолжал энергично работать челюстями и, проглотив последний кусок, откинулся на подушку и тяжело вздохнул:

— Как несчастны все больные!  Как я несчастен!  Ну что ж, придется попробовать принять двойную дозу «приторного порошка», хоть я и ни капельки не верю, что он меня вылечит.

— Почему?  Я уверен, что двойная доза тебе поможет.  Давай поспорим!  — предложил Малыш.

Честное слово, теперь и Малышу было не грех немножко схитрить.  Он, конечно, совершенно не верил, что у Карлсона упадет температура даже и от тройной порции «приторного порошка», но ведь ему так хотелось на этот раз проспорить!  Осталась еще одна шоколадка, и он ее получит, если Карлсон выиграет спор.

— Что ж, давай поспорим!  Приготовь-ка мне поскорее двойную дозу «приторного порошка».  Когда нужно сбить температуру, ничем не следует пренебрегать.  Нам ничего не остается, как испробовать все средства и терпеливо ждать результата.

Малыш смешал двойную дозу порошка и всыпал его в широко раскрытый рот Карлсона.  Затем они снова уселись, замолчали и стали ждать.  Полминуты спустя Карлсон с сияющим видом соскочил с дивана.

— Свершилось чудо!  — крикнул он.  — У меня упала температура!  Ты опять выиграл.  Давай сюда шоколад.

Малыш вздохнул и отдал Карлсону последнюю плиточку.  Карлсон недовольно взглянул на него:

— Упрямцы вроде тебя вообще не должны держать пари.  Спорить могут только такие, как я.  Проиграл ли, выиграл ли Карлсон, он всегда сияет, как начищенный пятак.

Воцарилось молчание, во время которого Карлсон дожевывал свой шоколад.  Потом он сказал:

— Но раз ты такой лакомка, такой обжора, лучше всего будет по-братски поделить остатки.  У тебя еще есть конфеты?  Малыш пошарил в карманах.  — Вот, три штуки.  — И он вытащил два засахаренных орешка и один леденец.

— Три пополам не делится, — сказал Карлсон, — это знают даже малые дети.  — И, быстро схватив с ладони Малыша леденец, проглотил его.  — Вот теперь можно делить, — продолжал Карлсон и с жадностью поглядел на оставшиеся два орешка: один из них был чуточку больше другого.  — Так как я очень милый и очень скромный, то разрешаю тебе взять первому.  Но помни: кто берет первым, всегда должен брать то, что поменьше, — закончил Карлсон и строго взглянул на Малыша.

Малыш на секунду задумался, но тут же нашелся:

— Уступаю тебе право взять первым.

— Хорошо, раз ты такой упрямый!  — вскрикнул Карлсон и, схватив больший орешек, мигом засунул его себе в рот.

Малыш посмотрел на маленький орешек, одиноко лежавший на его ладони.

— Послушай, — сказал он, — ведь ты же сам говорил, что тот, кто берет первым, должен взять то, что поменьше.

— Эй ты, маленький лакомка, если бы ты выбирал первым, какой бы орешек ты взял себе?

— Можешь не сомневаться, я взял бы меньший, — твердо ответил Малыш.

— Так что ж ты волнуешься?  Ведь он тебе и достался!

Малыш вновь подумал о том, что, видимо, это и есть то самое разрешение спора словами, а не кулаками, о котором говорила мама.

Но Малыш не умел долго дуться.  К тому же он был очень рад, что у Карлсона упала температура.  Карлсон тоже об этом вспомнил.

— Я напишу всем врачам на свете, — сказал он, — и сообщу им, какое лекарство помогает от жара.  «Принимайте «приторный порошок», приготовленный по рецепту Карлсона, который живет на крыше».  Так я и напишу:  «Лучшее в мире средство против жара».

Малыш еще не съел свой засахаренный орешек.  Он лежал у него на ладони, такой заманчивый, аппетитный и восхитительный, что Малышу захотелось сперва им немного полюбоваться.  Ведь стоит только положить в рот конфетку, как ее уже нет.

Карлсон тоже смотрел на засахаренный орешек Малыша.  Он долго не сводил глаз с этого орешка, потом наклонил голову и сказал:

— Давай поспорим, что я смогу взять этот орешек так, что ты и не заметишь.

— Нет, ты не сможешь, если я буду держать его на ладони и все время смотреть на него.

— Ну, давай поспорим, — повторил Карлсон.

— Нет, — сказал Малыш.  — Я знаю, что выиграю, и тогда ты опять получишь конфету.

Малыш был уверен, что такой способ спора неправильный.  Ведь когда он спорил с Боссе или Бетан, награду получал тот, кто выигрывал.

— Я готов спорить, но только по старому, правильному способу, чтобы конфету получил тот, кто выиграет.

— Как хочешь, обжора.  Значит, мы спорим, что я смогу взять этот орешек с твоей ладошки так, что ты и не заметишь.

— Идет!  — согласился Малыш.

— Фокус-покус-фили-покус!  — крикнул Карлсон и схватил засахаренный орешек.  — Фокус-покус-фили-покус, — повторил он и сунул орешек себе в рот.

— Стоп!  — закричал Малыш.  — Я видел, как ты его взял.

— Что ты говоришь!  — сказал Карлсон и поспешил проглотил орешек.  — Ну, значит, ты опять выиграл.  Никогда не видел мальчишки, которому бы так везло в споре.

— Да...  но конфета...  — растерянно пробормотал Малыш.  — Ведь ее должен был получить тот, кто выиграл.

— Верно, — согласился Карлсон.  — Но ее уже нет, и я готов спорить, что мне уже не удастся ее вернуть назад.

Малыш промолчал, но подумал, что слова — никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только ее увидит.  Он сунул руку в свой пустой карман.  Подумать только!  — там лежал еще один засахаренный орех, которого он раньше не заметил.  Большой, липкий, прекрасный орех.

— Спорим, что у меня есть засахаренный орех!  Спорим, что я его сейчас съем!  — сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.

Карлсон сел.  Вид у него был печальный.

— Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями.  Никогда еще не видел такого прожорливого мальчишки!

Минуту он просидел молча и стал еще печальнее.

— Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.

— Ну да.  Но ведь тебе не завязывали горло, — сказал Малыш.

— Я же не виноват, что у меня нет шарфа!  Но если бы нашелся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре...  — Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами.  — Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа?  Ты считаешь, это справедливо?

Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живет на крыше.

.     .     .     .     .

Уже совсем стемнело, когда Малыш и Карлсон, взявшись за руки, побрели к маленькому домику, притаившемуся за трубой на крыше того дома, где жил Малыш.  Когда они уже почти добрались до места, то услышали, как, сигналя сиреной, по улице мчится пожарная машина.

— Должно быть, где-то пожар, — сказал Малыш.  — Слышишь, проехали пожарные.

— А может быть, даже в твоем доме, — с надеждой в голосе проговорил Карлсон.  — Ты только сразу же скажи мне.  Я им охотно помогу, потому что я лучший в мире пожарный.

С крыши они увидели, как пожарная машина остановилась у подъезда.  Вокруг нее собралась толпа, но огня что-то нигде не было заметно.  И все же от машины до самой крыши быстро выдвинулась длинная лестница, точь-в-точь такая, какая бывает у пожарных.

— Может, это они за мной?  — с тревогой спросил Малыш, вдруг вспомнив о записке, которую он оставил у себя; ведь сейчас уже было так поздно.

— Не понимаю, чего все так переполошились.  Неужели кому-то могло не понравиться, что ты отправился немного погулять по крыше?  — возмутился Карлсон.

— Да, — ответил Малыш, — моей маме.  Знаешь, у нее нервы...

Когда Малыш подумал об этом, он пожалел маму, и ему очень захотелось поскорее вернуться домой.

— А было бы неплохо слегка поразвлечься с пожарными...  — заметил Карлсон.

Но Малыш не хотел больше развлекаться.  Он тихо стоял и ждал, когда наконец доберется до крыши пожарный, который уже лез по лестнице.

— Ну что ж, — сказал Карлсон, — пожалуй, мне тоже пора ложиться спать.  Конечно, мы вели себя очень тихо, прямо скажу — примерно.  Но не надо забывать, что у меня сегодня утром был сильный жар, не меньше тридцати — сорока градусов.

И Карлсон поскакал к своему домику.

— Привет, Малыш!  — крикнул он.

— Привет, Карлсон!  — отозвался Малыш, не отводя взгляда от пожарного, который поднимался по лестнице все выше и выше.

— Эй, Малыш, — крикнул Карлсон, прежде чем скрыться за трубой, — не рассказывай пожарным, что я здесь живу!  Ведь я лучший в мире пожарный и боюсь, они будут посылать за мной, когда где-нибудь загорится дом.

Пожарный был уже близко.

— Стой на месте и не шевелись!  — приказал он Малышу.  — Слышишь, не двигайся с места!  Я сейчас поднимусь и сниму тебя с крыши.

Малыш подумал, что со стороны пожарного предостерегать его было очень мило, но бессмысленно.  Ведь весь вечер он разгуливал по крышам и, уж конечно, мог бы и сейчас сделать несколько шагов, чтобы подойти к лестнице.

— Тебя мама послала?  — спросил Малыш пожарного, когда тот, взяв его на руки, стал спускаться.

— Ну да, мама.  Конечно.  Но...  мне показалось, что на крыше было два маленьких мальчика.

Малыш вспомнил просьбу Карлсона и серьезно сказал:

— Нет, здесь не было другого мальчика.

У мамы действительно были «нервы».  Она, и папа, и Боссе, и Бетан, и еще много всяких чужих людей стояли на улице и ждали Малыша.  Мама кинулась к нему, обняла его; она и плакала, и смеялась.  Потом папа взял Малыша на руки и понес домой, крепко прижимая к себе.

— Как ты нас напугал!  — сказал Боссе.

Бетан тоже заплакала и проговорила сквозь слезы:

— Никогда больше так не делай.  Запомни, Малыш, никогда!

Малыша тут же уложили в кровать, и вся семья собралась вокруг него, как будто сегодня был день его рождения.  Но папа сказал очень серьезно:

— Неужели ты не понимал, что мы будем волноваться?  Неужели ты не знал, что мама будет вне себя от тревоги, будет плакать?

Малыш съежился в своей постели.

— Ну, чего вы беспокоились?  — пробормотал он.

Мама очень крепко обняла его.

— Подумай только!  — сказала она.  — А если бы ты упал с крыши?  Если бы мы тебя потеряли?

— Вы бы тогда огорчились?

— А как ты думаешь?  — ответила мама.  — Ни за какие сокровища в мире мы не согласились бы расстаться с тобой.  Ты же и сам это знаешь.

— И даже за сто тысяч миллионов крон?  — спросил Малыш.

— И даже за сто тысяч миллионов крон!

— Значит, я так дорого стою?  — изумился Малыш.

— Конечно, — сказала мама и обняла его еще раз!

Малыш стал размышлять: сто тысяч миллионов крон — какая огромная куча денег!  Неужели он может стоить так дорого?  Ведь щенка, настоящего, прекрасного щенка, можно купить всего за пятьдесят крон...

— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш, — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?

.     .     .     .     .

Пока Малыш гостил у Карлсона, мама была у доктора.  Она задержалась дольше, чем рассчитывала, а когда вернулась домой, Малыш уже преспокойно сидел в своей комнате и рассматривал марки.

— А ты, Малыш, все возишься с марками?

— Ага, — ответил Малыш, и это была правда.

А о том, что он всего несколько минут назад вернулся с крыши, он просто умолчал.  Конечно, мама очень умная и почти все понимает, но поймет ли она, что ему обязательно нужно было лезть на крышу, — в этом Малыш все же не был уверен.  Поэтому он решил ничего не говорить о появлении Карлсона.  Во всяком случае, не сейчас.  Во всяком случае, не раньше, чем соберется вся семья.  Он преподнесет этот роскошный сюрприз за обедом.  К тому же мама показалась ему какой-то невеселой.  На лбу, между бровями, залегла складка, которой там быть не должно, и Малыш долго ломал себе голову, откуда она взялась.

Наконец собралась вся семья, и тогда мама позвала всех обедать; все вместе сели за стол: и мама, и папа, и Боссе, и Бетан, и Малыш.  На обед были голубцы — опять капуста!  А Малыш любил только то, что не полезно.  Но под столом у его ног лежал Бимбо, который ел все без разбору.  Малыш развернул голубец, скомкал капустный лист и тихонько швырнул его на пол, для Бимбо.

— Мама, скажи ему, что нельзя это делать, — сказала Бетан, — а то Бимбо вырастет таким же невоспитанным, как Малыш.

— Да, да, конечно, — рассеянно сказала мама.  Сказала так, словно и не слышала, о чем речь.

— А вот меня, когда я была маленькой, заставляли съедать все до конца, — не унималась Бетан.

Малыш показал ей язык.

— Вот, вот, полюбуйтесь.  Что-то я не замечаю, чтобы слово мамы произвело на тебя хоть какое-нибудь впечатление, Малыш.

Глаза у мамы вдруг наполнились слезами.

— Не ругайтесь, прошу вас, — сказала она.  — Я не могу этого слышать.

И тут выяснилось, почему у мамы невеселый вид.

— Доктор сказал, что у меня сильное малокровие.  От переутомления.  Он сказал, что мне необходимо уехать за город и как следует отдохнуть.

За столом воцарилось молчание.  Долгое время никто не проронил ни слова.  Какая печальная новость!  Мама, оказывается, заболела, стряслась настоящая беда — вот что думали все.  А Малыш думал еще и о том, что теперь маме надо уехать, и от этого становилось еще ужасней.

— Я хочу, чтобы ты стояла на кухне всякий раз, когда я прихожу из школы, и чтобы на тебе был передник, и чтобы каждый день ты пекла плюшки, — сказал наконец Малыш.

— Ты думаешь только о себе, — строго осадил его Боссе.

Малыш прижался к маме.

— Конечно, ведь без мамы не получишь плюшек, — сказал он.

Но мама этого не слышала.  Она разговаривала с папой.

— Постараемся найти домашнюю работницу на время моего отъезда.

И папа и мама были очень озабочены.  Обед прошел не так хорошо, как обычно.  Малыш понимал, что надо что-то сделать, чтобы хоть немножко всех развеселить, а кто лучше его сможет с этим справиться?

— Послушайте теперь приятную новость, — начал он.  — Угадайте-ка, кто сегодня вернулся?

— Кто вернулся?..  Надеюсь, не Карлсон?  — с тревогой спросила мама.  — Не доставляй нам еще лишних огорчений!

Малыш с укором посмотрел на нее: — Я думал, появление Карлсона всех обрадует, а не огорчит.  Боссе расхохотался:

— Хорошая у нас теперь будет жизнь!  Без мамы, но зато с Карлсоном и домработницей, которая наведет здесь свои порядки.

— Не пугайте меня, — сказала мама.  — Подумайте только, что станет с домработницей, если она увидит Карлсона.

Папа строго посмотрел на Малыша.

— Этого не будет, — сказал он.  — Домработница никогда не увидит Карлсона и ничего не услышит о нем, обещай, Малыш.

— Вообще-то Карлсон летает куда хочет, — сказал Малыш.  — Но я могу обещать никогда ей о нем не рассказывать.

— И вообще ни одной живой душе ни слова, — сказал папа.  — Не забывай наш уговор.

— Если живой душе нельзя, то, значит, нашей школьной учительнице можно.

Но папа покачал головой:

— Нет, ни в коем случае, и ей нельзя.

— Понятно!  — воскликнул Малыш.  — Значит, мне и о домработнице тоже нельзя никому рассказывать?  Потому что с ней наверняка будет не меньше хлопот, чем с Карлсоном.

Мама вздохнула:

— Еще неизвестно, сможем ли мы найти домработницу.

На следующий день они дали объявление в газете.  Но позвонила им только одна женщина.  Звали ее фрекен Бок.  Несколько часов спустя она пришла договариваться о месте.  У Малыша как раз разболелось ухо, и ему хотелось быть возле мамы.  Лучше всего было бы сесть к ней на колени, хотя, собственно говоря, для этого он уже был слишком большой.

«Когда болят уши, то можно», — решил он наконец и забрался к маме на колени.

Тут позвонили в дверь.  Это пришла фрекен Бок.  Малышу пришлось слезть с коленей.  Но все время, пока она сидела, Малыш не отходил от мамы ни на шаг, висел на спинке ее стула и прижимался больным ухом к ее руке, а когда становилось особенно больно, тихонько хныкал.

Малыш надеялся, что домработница будет молодая, красивая и милая девушка, вроде учительницы в школе.  Но все вышло наоборот.  Фрекен Бок оказалась суровой пожилой дамой высокого роста, грузной, да к тому же весьма решительной и в мнениях и в действиях.  У нее было несколько подбородков и такие злющие глаза, что Малыш поначалу даже испугался.  Он сразу ясно понял, что никогда не полюбит фрекен Бок.  Бимбо это тоже понял и все лаял и лаял, пока не охрип.

— Ах, вот как!  У вас, значит, собачка?  — сказала фрекен Бок.

Мама заметно встревожилась.

— Вы не любите собак, фрекен Бок?  — спросила она.

— Нет, отчего же, я их люблю, если они хорошо воспитаны.

— Я не уверена, что Бимбо хорошо воспитан, — смущенно призналась мама.

Фрекен Бок энергично кивнула.

— Он будет хорошо воспитан, если я поступлю к вам.  У меня собаки быстро становятся шелковыми.

Малыш молился про себя, чтобы она к ним никогда не поступила.  К тому же снова больно кольнуло в ухе, и он тихонько захныкал.

— Что-что, а вышколить собаку, которая лает, и мальчика, который ноет, я сумею, — заявила фрекен Бок и усмехнулась.

Видно, этим она хотела пристыдить его, но он считал, что стыдиться ему нечего, и поэтому сказал тихо, как бы про себя:

— А у меня скрипучие ботинки.

Мама услышала это и густо покраснела.

— Надеюсь, вы любите детей, фрекен Бок, да?

— О да, конечно, если они хорошо воспитаны, — ответила фрекен Бок и уставилась на Малыша.

И снова мама смутилась.

— Я не уверена, что Малыш хорошо воспитан, — пробормотала она.

— Он будет хорошо воспитан, — успокоила маму фрекен Бок.  — Не беспокойтесь, у меня и дети быстро становятся шелковыми.

Тут уж Малыш покраснел от волнения: он так жалел детей, которые стали шелковыми у фрекен Бок!  А вскоре он и сам будет одним из них.  Чего же удивляться, что он так перепугался?

Впрочем, у мамы тоже был несколько обескураженный вид.  Она погладила Малыша по голове и сказала:

— Что касается мальчика, то с ним легче всего справиться лаской.

— Опыт подсказывает мне, что ласка не всегда помогает, — решительно возразила фрекен Бок.  — Дети должны чувствовать твердую руку.

Затем фрекен Бок сказала, сколько она хочет получать в месяц, и оговорила, что ее надо называть не домработницей, а домоправительницей.  На этом переговоры закончились.

Как раз в это время папа вернулся с работы, и мама их познакомила.

— Наша домоправительница, фрекен Бок.

— Наша...  домомучительница, — прошипел Малыш и со всех ног бросился из комнаты.

На другой день мама уехала к бабушке.  Провожая ее, все плакали, а Малыш больше всех.

— Я не хочу оставаться один с этой домомучительницей!  — всхлипывал он.

Но делать было нечего, это он и сам понимал.  Ведь Боссе и Бетан приходили из школы поздно, а папа не возвращался с работы раньше пяти часов.  Каждый день Малышу придется проводить много-много часов с глазу на глаз с домомучительницей.  Вот почему он так плакал.  Мама поцеловала его:

— Постарайся быть молодцом...  ради меня!  И, пожалуйста, не зови ее домомучительницей.

Неприятности начались со следующего же дня, как только Малыш пришел из школы.  На кухне не было ни мамы, ни какао с плюшками — там теперь царила фрекен Бок, и нельзя сказать, что появление Малыша ее обрадовало.

— Все мучное портит аппетит, — заявила она.  — Никаких плюшек ты не получишь.

А ведь сама их испекла: целая гора плюшек стыла на блюде перед открытым окном.

— Но...  — начал было Малыш.

— Никаких «но», — перебила его фрекен Бок.  — Прежде всего, на кухне мальчику делать нечего.  Отправляйся-ка в свою комнату и учи уроки.  Повесь куртку и помой руки!  Ну, поживей!

И Малыш ушел в свою комнату.  Он был злой и голодный.  Бимбо лежал в корзине и спал.  Но едва Малыш переступил порог, как он стрелой вылетел ему навстречу.

«Хоть кто-то рад меня видеть», — подумал Малыш и обнял песика.

— Она с тобой тоже плохо обошлась?  Терпеть ее не могу!  «Повесь куртку и помой руки»!  Может, я должен еще проветрить шкаф и вымыть ноги?  И вообще я вешаю куртку без напоминаний!  Да, да!

Он швырнул куртку в корзину Бимбо, и Бимбо удобно улегся на ней, вцепившись зубами в рукав.

Малыш подошел к окну и стал смотреть на улицу.  Он стоял и думал о том, как он несчастен и как тоскливо без мамы.  И вдруг ему стало весело: он увидел, что над крышей дома, на той стороне улицы, Карлсон отрабатывает сложные фигуры высшего пилотажа.  Он кружил между трубами и время от времени делал в воздухе мертвую петлю.

Малыш бешено ему замахал, и Карлсон тут же прилетел, да на таком бреющем полете, что Малышу привилось отскочить в сторону, иначе Карлсон прямо врезался бы в него.

— Привет, Малыш!  — крикнул Карлсон.  — Уж не обидел ли я тебя чем-нибудь?  Почему у тебя такой хмурый вид?  Ты себя плохо чувствуешь?

— Да нет, не в этом дело, — ответил Малыш и рассказал Карлсону о своих несчастьях и о том, что мама уехала и что вместо нее появилась какая-то домомучительница, до того противная, злая и жадная, что даже плюшек у нее не выпросишь, когда приходишь из школы, хотя на окне стоит целое блюдо еще теплых плюшек.  Глаза Карлсона засверкали.

— Тебе повезло, — сказал он.  — Угадай, кто лучший в мире укротитель домомучительниц?

Малыш сразу догадался, но никак не мог себе представить, как Карлсон справится с фрекен Бок.

— Я начну с того, что буду ее низводить.

— Ты хочешь сказать «изводить»?  — переспросил Малыш.

Такие глупые придирки Карлсон не мог стерпеть.

— Если бы я хотел сказать «изводить», я так бы и сказал.  А «низводить», как ты мог бы понять по самому слову, — значит делать то же самое, но только гораздо смешнее.

Малыш подумал и вынужден был признать, что Карлсон прав.  «Низводить» и в самом деле звучало куда более смешно.

— Я думаю, лучше всего начать с низведения плюшками, — сказал Карлсон.  — И ты должен мне помочь.

— Как?  — спросил Малыш.

— Отправляйся на кухню и заведи разговор с домомучительницей.

— Да, но...  — начал Малыш.

— Никаких «но», — остановил его Карлсон.  — Говори с ней о чем хочешь, но так, чтобы она хоть на миг отвела глаза от окна.

Тут Карлсон захохотал, он прямо кудахтал от смеха, потом нажал кнопку, пропеллер завертелся, и, все еще весело кудахча, Карлсон вылетел в окно.

А Малыш храбро двинулся на кухню.  Теперь, когда ему помогал лучший в мире укротитель домомучительниц, ему нечего было бояться.

На этот раз фрекен Бок еще меньше обрадовалась его появлению.  Она как раз варила себе кофе, и Малыш прекрасно понимал, что она собиралась провести в тишине несколько приятных минут, заедая кофе свежими плюшками.  Должно быть, есть мучное вредно только детям.

Фрекен Бок взглянула на Малыша.  Вид у нее был весьма кислый.

— Что тебе надо?  — спросила она еще более кислым голосом.

Малыш подумал, что теперь самое время с ней заговорить.  Но он решительно не знал, с чего начать.

— Угадайте, что я буду делать, когда вырасту таким большим, как вы, фрекен Бок?  — сказал он.

И в это мгновение он услышал знакомое слабое жужжание у окна.  Но Карлсона не было видно.  Только маленькая пухлая ручка вдруг мелькнула в окне и схватила плюшку с блюда.  Малыш захихикал.  Фрекен Бок ничего не заметила.

— Так что же ты будешь делать, когда вырастешь большой?  — спросила она нетерпеливо.  Было ясно, что ее это совершенно не интересует.  Она только хотела как можно скорее отделаться от Малыша.

— Нет, сами угадайте!  — настаивал Малыш.

И тут он снова увидел, как та же маленькая пухлая ручка взяла еще одну плюшку с блюда.  И Малыш снова хихикнул.  Он старался сдержаться, но ничего не получалось.  Оказывается, в нем скопилось очень много смеха, и этот смех неудержимо рвался наружу.  Фрекен Бок с раздражением подумала, что он самый утомительный в мире мальчик.  Принесла же его нелегкая именно теперь, когда она собиралась спокойно попить кофейку.

— Угадайте, что я буду делать, когда вырасту таким большим, как вы, фрекен Бок?  — повторил Малыш и захихикал пуще прежнего, потому что теперь уже две маленькие пухленькие ручки утащили с блюда несколько оставшихся плюшек.

— Мне некогда стоять здесь с тобой и выслушивать твои глупости, — сказала фрекен Бок.  — И я не собираюсь ломать себе голову над тем, что ты будешь делать, когда вырастешь большой.  Но пока ты еще маленький, изволь слушаться и поэтому сейчас же уходи из кухни и учи уроки.

— Да, само собой, — сказал Малыш и так расхохотался, что ему пришлось даже прислониться к двери.  — Но когда я вырасту такой большой, как вы, фрекен Бок, я буду все время ворчать, уж это точно.

Фрекен Бок изменилась в лице, казалось, она сейчас накинется на Малыша, но тут с улицы донесся какой-то странный звук, похожий на мычание.  Она стремительно обернулась и обнаружила, что плюшек на блюде не было.

Фрекен Бок завопила в голос:

— О боже, куда девались мои плюшки?

Она кинулась к подоконнику.  Может, она надеялась увидеть, как удирает вор, сжимая в охапке сдобные плюшки.  Но ведь семья Свантесон живет на четвертом этаже, а таких длинноногих воров не бывает, этого даже она не могла не знать.

Фрекен Бок опустилась на стул в полной растерянности.

— Неужто голуби?  — пробормотала она.

— Судя по мычанию, скорее корова, — заметил Малыш.  — Какая-нибудь летающая коровка, которая очень любит плюшечки.  Вот она их увидела и слизала язычком.

— Не болтай глупости, — буркнула фрекен Бок..

Но тут Малыш снова услышал знакомое жужжание у окна и, чтобы заглушить его и отвлечь фрекен Бок, запел так громко, как только мог:

Малыш часто сочинял вместе с мамой стишки и сам понимал, что насчет божьей коровки, сушек и плюшек они удачно придумали.  Но фрекен Бок была другого мнения.

— Немедленно замолчи!  Мне надоели твои глупости!  — закричала она.

Как раз в этот момент у окна что-то так звякнуло, что они оба вздрогнули от испуга.  Они обернулись и увидели, что на пустом блюде лежит монетка в пять эре.

Малыш снова захихикал.

— Какая честная коровка, — сказал он сквозь смех.  — Она заплатила за плюшки.

Фрекен Бок побагровела от злости.

— Что за идиотская шутка!  — заорала она и снова кинулась к окну.  — Наверно, это кто-нибудь из верхней квартиры забавляется тем, что крадет у меня плюшки и швыряет сюда пятиэровые монетки.

— Над нами никого нет, — заявил Малыш.  — Мы живем на верхнем этаже, над нами только крыша.

Фрекен Бок совсем взбесилась.

— Ничего не понимаю!  — вопила она.  — Решительно ничего.

— Да это я уже давно заметил, — сказал Малыш.  — Но стоит ли огорчаться, не всем же быть понятливыми.

За эти слова Малыш получил пощечину.

— Я тебе покажу, как дерзить!  — кричала она.

— Нет-нет, не надо, не показывайте, — взмолился Малыш и заплакал, — а то мама меня не узнает, когда вернется домой.

Глаза у Малыша блестели.  Он продолжал плакать.  Никогда в жизни он еще не получал пощечин, и ему было очень обидно.  Он злобно поглядел на фрекен Бок.  Тогда она схватила его за руку и потащила в комнату.

— Сиди здесь, и пусть тебе будет стыдно, — сказала она.  — Я запру дверь и выну ключ, теперь тебе не удастся бегать каждую минуту на кухню.  Она посмотрела на свои часы.  — Надеюсь, часа хватит, чтобы сделать тебя шелковым.  В три часа я тебя выпущу.  А ты тем временем вспомни, что надо сказать, когда просят прощения.

И фрекен Бок ушла.  Малыш услышал, как щелкнул замок: он просто заперт и не может выйти.  Это было ужасно.  Он ненавидел фрекен Бок.  Но в то же время совесть у него была не совсем чиста, потому что и он вел себя не безупречно.  А теперь его посадили в клетку.  Мама решит, что он дразнил домомучительницу, дерзил ей.  Он подумал о маме, о том, что еще долго ее не увидит, и еще немножко поплакал.

Но тут он услышал жужжание, и в комнату влетел Карлсон.

— Как бы ты отнесся к скромному завтраку на моем крыльце?  — спросил Карлсон.  — Какао и свежие плюшки.  Я тебя приглашаю.

Малыш поглядел на него с благодарностью.  Лучше Карлсона нет никого на свете!  Малышу захотелось его обнять, и он попытался даже это сделать, но Карлсон отпихнул его.

— Спокойствие, только спокойствие.  Я не твоя бабушка.  Ну, полетели?

— Еще бы!  — воскликнул Малыш.  — Хотя, собственно говоря, я заперт.  Понимаешь, я вроде как в тюрьме.

— Выходки домомучительницы, понятно.  Ее воля — ты здесь насиделся бы!

Глаза Карлсона вдруг загорелись, и он запрыгал от радости.

— Знаешь что?  Мы будем играть, будто ты в тюрьме и терпишь страшные муки из-за жестокого надзирателя — домомучительницы, понимаешь?  А тут вдруг появляется самый смелый в мире, сильный, прекрасный, в меру упитанный герой и спасает тебя.

— А кто он, этот герой?  — спросил Малыш.

Карлсон укоризненно посмотрел на Малыша:

— Попробуй угадать!  Слабо?

— Наверно, ты, — сказал Малыш.  — Но ведь ты можешь спасти меня сию минуту, верно?

Против этого Карлсон не возражал.

— Конечно, могу, потому что герой этот к тому же очень быстрый, — объяснил он.  — Быстрый, как ястреб, да, да, честное слово, и смелый, и сильный, и прекрасный, и в меру упитанный, и он вдруг появляется и спасает тебя, потому что он такой необычайно храбрый.  Гоп-гоп, вот он!

Карлсон крепко обхватил Малыша и стрелой взмыл с ним ввысь.  Что и говорить, бесстрашный герой!  Бимбо залаял, когда увидел, как Малыш вдруг исчез в окне, но Малыш крикнул ему:

— Спокойствие, только спокойствие!  Я скоро вернусь.

Наверху, на крыльце Карлсона, рядком лежали десять румяных плюшек.  Выглядели они очень аппетитно.

— И к тому же я за них честно заплатил, — похвастался Карлсон.  — Мы их поделим поровну — семь тебе и семь мне.

— Так не получится, — возразил Малыш.  — Семь и семь — четырнадцать, а у нас только десять плюшек.

В ответ Карлсон поспешно сложил семь плюшек в горку.

— Вот мои, я их уже взял, — заявил он и прикрыл своей пухлой ручкой сдобную горку.  — Теперь в школах так по-дурацки считают.  Но я из-за этого страдать не намерен.  Мы возьмем по семь штук, как я сказал — мои вот.

Малыш миролюбиво кивнул.

— Хорошо, все равно я не смогу съесть больше трех.  А где же какао?

— Внизу, у домомучительницы, — ответил Карлсон.  — Сейчас мы его принесем.

Малыш посмотрел на него с испугом.  У него не было никакой охоты снова увидеть фрекен Бок и получить от нее, чего доброго, еще пощечину.  К тому же он не понимал, как они смогут раздобыть банку с какао.  Она ведь стоит не у открытого окна, а на полке, возле плиты, на виду у фрекен Бок.

— Как же это можно сделать?  — недоумевал Малыш.

Карлсон завизжал от восторга:

— Куда тебе это сообразить, ты всего-навсего глупый мальчишка!  Но если за дело берется лучший в мире проказник, то беспокоиться нечего.

— Да, но как...  — начал Малыш.

— Скажи, ты знаешь, что в нашем доме есть маленькие балкончики?  — спросил Карлсон.

Конечно, Малыш это знал.  Мама частенько выбивала на таком балкончике половики.  Попасть на эти балкончики можно было только с лестницы черного хода.

— А знаешь ли ты, что от черного хода до балкончика один лестничный пролет, всего десять ступенек?  — спросил Карлсон.

Малыш все еще ничего не понимал.

— А зачем мне надо забираться на этот балкончик?

Карлсон вздохнул.

— Ох, до чего же глупый мальчишка, все-то ему нужно разжевать.  Раствори-ка пошире уши и слушай, что я придумал.

— Ну, говори, говори!  — поторопил Малыш, он явно сгорал от нетерпения.

— Так вот, — не спеша начал Карлсон, — один глупый мальчишка прилетает на вертолете системы «Карлсон» на этот балкончик, затем сбегает вниз всего на десять ступенек и трезвонит во всю мочь у вашей двери.  Понимаешь?  Злющая домомучительница слышит звонок и твердым шагом идет открывать дверь.  Таким образом на несколько минут кухонный плацдарм очищен от врага.  А храбрый и в меру упитанный герой влетает в окно и тут же вылетает назад с банкою какао в руках.  Глупый мальчишка трезвонит еще разок долго-предолго и убегает назад на балкончик.  А злющая домомучительница открывает дверь и становится еще злее, когда обнаруживает, что на площадке никого нет.  А она, может, надеялась получить букет красных роз!  Выругавшись, она захлопывает дверь.  Глупый мальчишка на балкончике смеется, поджидая появления в меру упитанного героя, который переправит его на крышу, а там их ждет роскошное угощение — свежие плюшки...  Привет, Малыш, угадай, кто лучший в мире проказник?  А теперь за дело!

И прежде чем Малыш успел опомниться, Карлсон полетел с ним на балкончик!  Они сделали такой резкий вираж, что у Малыша загудело в ушах и засосало под ложечкой еще сильнее, чем на «американских горах».  Затем все произошло точь-в-точь так, как сказал Карлсон.

Моторчик Карлсона жужжал у окна кухни, а Малыш трезвонил у двери черного хода что было сил.  Он тут же услышал приближающиеся шаги, бросился бежать и очутился на балкончике.  Секунду спустя приоткрылась входная дверь, и фрекен Бок высунула голову на лестничную площадку.  Малыш осторожно вытянул шею и увидел ее сквозь стекло балконной двери.  Он убедился, что Карлсон как в воду глядел: злющая домомучительница просто позеленела от бешенства, когда увидела, что никого нет.  Она стала громко браниться и долго стояла в открытых дверях, словно ожидая, что тот, кто только что потревожил ее звонком, вдруг появится снова.  Но тот, кто звонил, притаился на балкончике и беззвучно смеялся до тех пор, пока в меру упитанный герой не прилетел за ним и не доставил его на крыльцо домика за трубой, где их ждал настоящий пир.

Это был лучший в мире пир — на таком Малышу и не снилось побывать.

— До чего здорово!  — сказал Малыш, когда он уже сидел на ступеньке крыльца рядом с Карлсоном, жевал плюшку, прихлебывал какао и глядел на сверкающие на солнце крыши и башни Стокгольма.

Плюшки оказались очень вкусными, какао тоже удалось на славу.  Малыш сварил его на таганке у Карлсона.  Молоко и сахар, без которых какао не сваришь, Карлсон прихватил на кухне у фрекен Бок вместе с банкой какао.

— И, как полагается, я за все честно уплатил пятиэровой монеткой, она и сейчас еще лежит на кухонном столе, — с гордостью заявил Карлсон.  — Кто честен, тот честен, тут ничего не скажешь.

— Где ты только взял все эти пятиэровые монетки?  — удивился Малыш.

— В кошельке, который я нашел на улице, — объяснил Карлсон.  — Он битком набит этими монетками, да еще и другими тоже.

— Значит, кто-то потерял кошелек.  Вот бедняга!  Он, наверно, очень огорчился.

— Еще бы, — подхватил Карлсон.  — Но извозчик не должен быть разиней.

— Откуда ты знаешь, что это был извозчик?  — изумился Малыш.

— Да я же видел, как он потерял кошелек, — сказал Карлсон.  — А что это извозчик, я понял по шляпе.  Я ведь не дурак.

Малыш укоризненно поглядел на Карлсона.  Так себя не ведут, когда на твоих глазах кто-то теряет вещь, — это он должен объяснить Карлсону.  Но только не сейчас...  как-нибудь в другой раз!  Сейчас ему хочется сидеть на ступеньке рядом с Карлсоном и радоваться солнышку и плюшкам с какао.

Карлсон быстро справился со своими семью плюшками.  У Малыша дело продвигалось куда медленнее.  Он ел еще только вторую, а третья лежала возле него на ступеньке.

— До чего мне хорошо!  — сказал Малыш.  Карлсон наклонился к нему и пристально поглядел ему в глаза:

— Что-то, глядя на тебя, этого не скажешь.  Выглядишь ты плохо, да, очень плохо, на тебе просто лица нет.

И Карлсон озабоченно пощупал лоб Малыша.

— Так я и думал!  Типичный случай плюшечной лихорадки.

Малыш удивился:

— Это что еще за...  плюшечная лихорадка?

— Страшная болезнь, она валит с ног, когда объедаешься плюшками.

— Но тогда эта самая плюшечная лихорадка должна быть прежде всего у тебя!

— А вот тут ты как раз ошибаешься.  Видишь ли, я ею переболел, когда мне было три года, а она бывает только один раз, ну, как корь или коклюш.

Малыш совсем не чувствовал себя больным, и он попытался сказать это Карлсону.

Но Карлсон все же заставил Малыша лечь на ступеньку и как следует побрызгал ему в лицо какао.

— Чтобы ты не упал в обморок, — объяснил Карлсон и придвинул к себе третью плюшку Малыша.  Тебе больше нельзя съесть ни кусочка, ты можешь тут же умереть.  Но подумай, какое счастье для этой бедной маленькой плюшечки, что есть я, не то она лежала бы здесь на ступеньке в полном одиночестве, — сказал Карлсон и мигом проглотил ее.

— Теперь она уже не одинока, — заметил Малыш.

Карлсон удовлетворенно похлопал себя по животу.

— Да, теперь она в обществе своих семи товарок и чувствует себя отлично.

Малыш тоже чувствовал себя отлично.  Он лежал на ступеньке, и ему было очень хорошо, несмотря на плюшечную лихорадку.  Он был сыт и охотно простил Карлсону его выходку с третьей плюшкой.

Но тут он взглянул на башенные часы.  Было без нескольких минут три.  Он расхохотался:

— Скоро появится фрекен Бок, чтобы меня выпустить из комнаты.  Мне бы так хотелось посмотреть какую она скорчит рожу, когда увидит, что меня нет.

Карлсон дружески похлопал Малыша по плечу:

— Всегда обращайся со всеми своими желаниями к Карлсону, он все уладит, будь спокоен.  Сбегай только в дом и возьми мой бинокль.  Он висит, если считать от диванчика, на четырнадцатом гвозде под самым потолком; ты залезай на верстак.

Малыш лукаво улыбнулся.

— Но ведь у меня плюшечная лихорадка, разве при ней не полагается лежать неподвижно?

Карлсон покачал головой.

— «Лежать неподвижно, лежать неподвижно»!  И ты думаешь, что это помогает от плюшечной лихорадки?  Наоборот, чем больше ты будешь бегать и прыгать, тем быстрее поправишься, это точно, посмотри в любом врачебном справочнике.

А так как Малыш хотел как можно скорее выздороветь, он послушно сбегал в дом, залез на верстак и достал бинокль, который висел на четырнадцатом гвозде, если считать от диванчика.  На том же гвозде висела и картина, в нижнем углу которой был изображен маленький красный петух.  И Малыш вспомнил.  что Карлсон лучший в мире рисовальщик петухов: ведь это он сам написал портрет «очень одинокого петуха», как указывала надпись на картине.  И в самом деле, этот петух был куда краснее и куда более одинок чем все петухи, которых Малышу довелось до сих пор видеть.  Но у Малыша не было времени рассмотреть его получше, потому что стрелка подходила к трем и медлить было нельзя.

Когда Малыш вынес на крыльцо бинокль, Карлсов уже стоял готовый к отлету, и прежде чем Малыш успел опомниться, Карлсон полетел с ним через улицу и приземлился на крыше дома напротив.

Тут только Малыш понял, что задумал Карлсон.

— О, какой отличный наблюдательный пост, если есть бинокль и охота следить за тем, что происходит в моей комнате!

— Есть и бинокль и охота, — сказал Карлсон и посмотрел в бинокль.  Потом он передал его Малышу.

Малыш увидел свою комнату, увидел, как ему показалось, четче, чем если бы он в ней был.  Вот Бимбо — он спит в корзине, а вот его, Малышова.  кровать, а вот стол, за которым он делает уроки, а вот часы на стене.  Они показывают ровно три.  Но фрекен Бок что-то не видно.

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал Карлсон.  — Она сейчас появится, я это чувствую: у меня дрожат ребра, и я весь покрываюсь гусиной кожей.

Он выхватил у Малыша из рук бинокль и поднес к глазам:

— Что я говорил?  Вот открывается дверь, вот она входит с милой и приветливой улыбкой людоедки.

Малыш завизжал от смеха.

— Гляди, гляди, она все шире открывает глаза от удивления.  Не понимает, где же Малыш.  Небось решила, что он удрал через окно.

Видно, и в самом деле фрекен Бок это подумала.  потому что она с ужасом подбежала к окну.  Малыш даже ее пожалел.  Она высунулась чуть ли не по пояс и уставилась на улицу, словно ожидала увидеть там Малыша.

— Нет, там его нет, — сказал Карлсон.  — Что, перепугалась?

Но фрекен Бок так легко не теряла спокойствия Она отошла от окна в глубь комнаты.

— Теперь она ищет, — сказал Карлсон.  — Ищет в кровати...  и под столом...  и под кроватью...  Вот здорово!..  Ой, подожди, она подходит к шкафу...  Небось думает, что ты там лежишь, свернувшись в клубочек, и плачешь...  Карлсон вновь захохотал.

— Пора нам позабавиться, — сказал он.

— А как?  — спросил Малыш.

— А вот как, — сказал Карлсон и, прежде чем Малыш успел опомниться, полетел с ним через улицу и кинул Малыша в его комнату.

— Привет, Малыш!  — крикнул он, улетая.  — Будь, пожалуйста, поласковей с домомучительницей.

Малыш не считал, что это лучший способ позабавиться.  Но ведь он обещал помогать Карлсону чем сможет.  Поэтому он тихонько подкрался к своему столу, сел на стул и открыл задачник.  Он слышал, как фрекен Бок обшаривает шкаф.  Сейчас она обернется — он ждал этого момента с огромным напряжением.

И в самом деле, она тут же вынырнула из недр шкафа, и первое, что она увидела, был Малыш.  Она попятилась назад и прислонилась к дверцам шкафа.  Так она простояла довольно долго, не говоря ни слова и не сводя с него глаз.  Она только несколько раз опускала веки, словно проверяя себя, не обман ли это зрения.

— Скажи, ради бога, где ты прятался?  — выговорила она наконец.

— Я не прятался.  Я сидел за столом и решал примеры.  Откуда я мог знать, фрекен Бок, что вы хотите поиграть со мной в прятки?  Но я готов...  Лезьте назад в шкаф, я с удовольствием вас поищу.

Фрекен Бок на это ничего не ответила.  Она стояла молча и о чем-то думала.

— Может, я больна, — пробормотала она наконец.  — В этом доме происходят такие странные вещи.

Тут Малыш услышал, что кто-то осторожно запер снаружи дверь его комнаты.  Малыш расхохотался.  Лучший в мире укротитель домомучительниц явно влетел в квартиру через кухонное окно, чтобы помочь домомучительнице понять на собственном опыте, что значит сидеть взаперти.

Фрекен Бок ничего не заметила.  Она все еще стояла молча и, видно, что-то обдумывала.  Наконец она сказала:

— Странно!  Ну ладно, теперь ты можешь пойти поиграть, пока я приготовлю обед.

— Спасибо, это очень мило с вашей стороны, — сказал Малыш.  — Значит, я больше не заперт?

— Нет, я разрешаю тебе выйти, — сказала фрекен Бок и подошла к двери.

Она взялась за ручку, нажала раз, другой, третий.  Но дверь не открывалась.  Тогда фрекен Бок навалилась на нее всем телом, но и это не помогло.  Фрекен Бок взревела:

— Кто запер дверь?

— Наверно, вы сами, — сказал Малыш.

Фрекен Бок даже фыркнула от возмущения.

— Что ты болтаешь!  Как я могла запереть дверь снаружи, когда сама нахожусь внутри!

— Этого я не знаю, — сказал Малыш.

— Может, это сделали Боссе или Бетан?  — спросила фрекен Бок.

— Нет, они еще в школе, — заверил ее Малыш.

Фрекен Бок тяжело опустилась на стул.

— Знаешь, что я думаю?  Я думаю, что в доме появилось привидение, — сказала она.

Малыш радостно кивнул.

«Вот здорово получилось!  — думал он.  — Раз она считает Карлсона привидением, она, наверно, уйдет от нас: вряд ли ей захочется оставаться в доме, где есть привидения».

— А вы, фрекен Бок, боитесь привидений?  — осведомился Малыш.

— Наоборот, — ответила она.  — Я так давно о них мечтаю!  Подумай только, теперь мне, может быть, тоже удастся попасть в телевизионную передачу!  Знаешь, есть такая особая передача, когда телезрители выступают и рассказывают о своих встречах с привидениями.  А ведь того, что я пережила здесь за один-единственный день, хватило бы на десять телевизионных передач.

Фрекен Бок так и светилась радостью.

— Вот уж я досажу своей сестре Фриде, можешь мне поверить!  Ведь Фрида выступала по телевидению и рассказывала о привидениях, которых ей довелось увидеть, и о каких-то потусторонних голосах, которые ей довелось услышать.  Но теперь я нанесу ей такой удар, что она не оправится.

— Разве вы слышали потусторонние голоса?  — спросил Малыш.

— А ты что, не помнишь, какое мычание раздалось у окна, когда исчезли плюшки?  Я постараюсь воспроизвести его по телевидению, чтобы телезрители услышали, как оно звучит.

И фрекен Бок издала такой звук, что Малыш от неожиданности подскочил на стуле.

— Как будто похоже, — с довольным видом сказала фрекен Бок.

Но тут до них донеслось еще более страшное мычание, и фрекен Бок побледнела как полотно.

— Оно мне отвечает, — прошептала она.  — Оно...  привидение...  оно мне отвечает!  Вот что я расскажу по телевидению!  О боже, как разозлится Фрида, как она будет завидовать!

И она не стала скрывать от Малыша, как расхвасталась Фрида по телевидению со своим рассказом о привидениях.

— Если ей верить, то весь район Вазастана кишмя кишит привидениями, и все они теснятся в нашей квартире, но почему-то только в ее комнате, а в мою и не заглядывают.  Подумай только, она уверяла, что однажды вечером увидела у себя в комнате руку на стене, понимаешь, руку привидения, которая написала целых восемь слов!  Впрочем, сестра и в самом деле нуждалась в предостережении, — сказала фрекен Бок.

— А что это было за предостережение?  — полюбопытствовал Малыш.

Фрекен Бок напрягла память:

— Как же это...  ах да, вот как:  «Берегись!  Жизнь так коротка, а ты недостаточно серьезна!»

Судя по виду Малыша, он ничего не понял, да так оно и было.

Фрекен Бок решила объяснить ему, что все это значит.

— Понимаешь, это было предостережение Фриде что, мол, надо измениться, обрести покой, вести более размеренную жизнь.

— И она изменилась?  — спросил Малыш.

Фрекен Бок фыркнула:

— Конечно, нет, во всяком случае, я этого не вижу Только и знает что хвастаться, считает себя звездой телевидения, хотя и выступала там всего один раз.  Но теперь-то я уж знаю, как сбить с нее спесь.

Фрекен Бок потирала руки.  Она нисколько не волновалась из-за того, что сидит взаперти вместе с Малышом, — наконец-то она собьет спесь с Фриды

Она сияла как медный грош и все сравнивала свой опыт общения с привидениями с тем, что рассказывала Фрида по телевидению; этим она с увлечением занималась до тех пор, пока Боссе не пришел из школы.

— Боссе, открой дверь, выпусти нас!  Я заперт вместе с домому... с фрекен Бок.

Боссе отпер дверь — он был очень удивлен таким происшествием.

— Вот те раз!  Кто же это вас здесь запер?

— Об этом ты вскоре услышишь по телевидению.

Но пускаться в более подробные объяснения ей было некогда, — она и так не успела вовремя приготовить обед.  Торопливым шагом пошла она на кухню.

В следующее мгновение там раздался громкий крик.

Малыш со всех ног кинулся вслед за ней.  Фрекен Бок сидела на стуле, она была еще бледнее прежнего.  Молча указала она на стену.

Оказывается, привидение сделало предупреждение не только Фриде.  Фрекен Бок тоже получила предупреждение.

На стене было написано большими неровными буквами:

«Ну и плюшки!  Деньги дерешь, а корицу жалеешь.  Берегись!»

Папа пришел домой обедать и рассказал за столом о своем новом огорчении.

— Бедняжки, вам, видно, придется побыть несколько дней совсем одним.  Мне надо срочно лететь по делам в Лондон.  Я могу надеяться, что все будет в порядке?

— Конечно, в полном, — заверил его Малыш.  — Если только ты не станешь под пропеллер.

— Да нет, — рассмеялся папа, — я спрашиваю про дом.  Как вы здесь будете жить без меня и без мамы?

Боссе и Бетан тоже заверили его, что все будет в полном порядке.  А Бетан сказала, что провести несколько дней без родителей даже забавно.

— Да, но подумайте о Малыше, — сказал папа

Бетан нежно похлопала Малыша по светлой макушке.

— Я буду ему родной матерью, — заявила она.

Но папа этому не очень поверил, да и Малыш тоже.

— Тебя вечно нет дома, ты все бегаешь со своими мальчишками, — пробормотал он.

Боссе попытался его утешить:

— Зато у тебя есть я.

— Ну да, только ты всегда торчишь на стадионе в Остермальме, там ты у меня есть, — уточнил Малыш.

Боссе расхохотался:

— Итак, остается одна домомучительница.  Она не бегает с мальчишками и не торчит на стадионе.

— Да, к сожалению, — сказал Малыш.

Малыш хотел было объяснить, какого он мнения о фрекен Бок.  Но тут он вдруг обнаружил, что, оказывается, он на нее уже не сердится.  Малыш даже сам изумился: ну ни капельки не сердится!  Как это случилось?  Выходит, достаточно просидеть с человеком взаперти часа два, и ты готов с ним примириться.  Не то чтобы он вдруг полюбил фрекен Бок — о, нет!  — но он все же стал относиться к ней гораздо добрее.  Бедняжка, ей приходится жить с этой Фридой!  Уж кто-кто, а Малыш хорошо знает, что значит иметь сестру с тяжелым характером.  А ведь Бетан еще не хвастается, как эта Фрида, что выступала по телевидению.

— Я не хотел бы, чтобы вы ночью были одни, — сказал папа.  — Придется спросить фрекен Бок, не согласится ли она ночевать здесь, пока меня не будет.

— Теперь мне мучиться с ней не только днем, но и ночью, — сокрушенно заметил Малыш.  Но в глубине души он чувствовал, что все же лучше, если кто-нибудь будет жить с ними, пусть даже домомучительница.

Фрекен Бок с радостью согласилась пожить с детьми.  Когда они остались вдвоем с Малышом, она объяснила ему, почему она это сделала так охотно.

— Понимаешь, ночью привидений бывает больше всего, и я смогу собрать у вас такой материал для телевизионной передачи, что Фрида упадет со стула, когда увидит меня на экране!

Малыш был всем этим очень встревожен.  Его мучила мысль, что фрекен Бок в отсутствие папы приведет в дом массу людей с телевидения и что кто-нибудь из них пронюхает про Карлсона и — ой, подумать страшно!  — сделает о нем передачу, потому что ведь никаких привидений в доме нет.  И тогда придет конец их мирной жизни, которой мама и папа так дорожат.  Малыш понимал, что он должен предостеречь Карлсона и попросить его быть поосторожнее.

Однако ему удалось это сделать только назавтра вечером.  Он был дома один.  Папа уже улетел в Лондон, Боссе и Бетан ушли каждый по своим делам, а фрекен Бок отправилась к себе домой, на Фрейгатен, узнать у Фриды, посещали ли ее новые привидения.

— Я скоро вернусь, — сказала она, уходя, Малышу.  — А если в мое отсутствие появятся привидения, попроси их меня подождать, да не забудь предложить им сесть, ха-ха-ха!

Фрекен Бок теперь почти не сердилась, она все время смеялась.  Правда, иногда она все же ругала Малыша, но он был ей благодарен уже за то, что это случалось лишь изредка.  Она и на этот раз ушла в приподнятом настроении.  Малыш долго еще слышал ее шаги на лестнице — от них стены дрожали.

Вскоре в окно влетел Карлсон.

— Привет, Малыш!  Что мы сегодня будем делать?  — спросил он.  — Нет ли у тебя паровой машины, чтобы ее взорвать, или домомучительницы, чтобы ее низводить?  Мне все равно, что делать, но я хочу позабавиться, а то я не играю!

— Мы можем посмотреть телевизор, — предложил Малыш.

Представьте себе, Карлсон просто понятия не имел, что такое телевидение!  Он в жизни не видел телевизора!  Малыш повел его в столовую и с гордостью показал их новый, прекрасный телевизор.

— Погляди! 

— Это что еще за коробка?  — спросил Карлсон.

— Это не коробка, это телевизор, — объяснил Малыш.

— А что сюда кладут?  Плюшки?

Малыш расхохотался.

— Подожди, сейчас увидишь, что это такое.

Он включил аппарат, и тут же на стеклянном экране появился дяденька, который рассказывал, какая погода в Нурланде.  Глаза Карлсона стали круглыми от удивления.

— Как: это вы умудрились его засунуть в этот ящик?

Малыш давился от смеха.

— Тебя это удивляет?  Он залез сюда, когда был еще маленький, понимаешь?

— А на что он вам нужен?  — не унимался Карлсон.

— Ах, ты не понимаешь, что я шучу!  Конечно, он не залезал сюда, когда был маленьким, и нам он ни на что не нужен.  Просто он появляется здесь и рассказывает, какая завтра будет погода.  Он, как старик-лесовик, все знает, ясно?

Карлсон захихикал.

— Вы запихали вот этого дяденьку в ящик только для того, чтобы он вам рассказывал, какая завтра будет погода...  С тем же успехом вы можете и меня спросить!..  Будет гром, и дождь, и град, и буря, и землетрясение — теперь ты доволен?

— Вдоль побережья Нурланда завтра ожидается буря с дождем, — сказал «лесовик» в телевизоре.

Карлсон захохотал еще пуще прежнего.

— Ну вот, и я говорю...  буря с дождем.

Он подошел вплотную к телевизору и прижался носом к носу «старика-лесовика».

— Не забудь сказать про землетрясение!  Бедные нурландцы, ну и погодку он им пророчит, не позавидуешь!  Но, с другой стороны, пусть радуются, что у них будет хоть какая-нибудь.  Подумай, что было бы, если бы им пришлось обходиться вообще без погоды.  — Он дружески похлопал дяденьку на экране.  — Какой миленький старичок!  — сказал он.  — Да он меньше меня.  Он мне нравится.

Потом Карлсон опустился на колени и осмотрел низ телевизора:

— А как же он все-таки сюда попал?

Малыш попытался объяснить, что это не живой человек, а только изображение, но Карлсон даже рассердился:

— Ты меня не учи, балда!  Не глупей тебя!  Сам понимаю, это такой особый человечек.  Да и с чего обычные люди стали бы говорить, какая будет погода в Нурланде?

Малыш мало что знал о телевидении, но он все же очень старался объяснить Карлсону, что это такое.  А кроме того, он хотел предостеречь Карлсона от грозящей ему опасности.

— Ты и представить себе не можешь, до чего фрекен Бок хочет попасть в телевизор, — начал он.

Но Карлсон прервал его новым взрывом хохота:

— Домомучительница хочет залезть в такую, маленькую коробочку?!  Такая громадина!  Да ее пришлось бы сложить вчетверо!

Малыш вздохнул.  Карлсон явно ничего не понял.  Малыш начал объяснять все сначала.  Особым успехом эта попытка не увенчалась, но в конце концов ему все же удалось втолковать Карлсону, как удивительно действует эта штуковина.

— Чтобы попасть в телевизор, фрекен Бок вовсе не надо самой лезть в ящик, она может преспокойно сидеть себе в нескольких милях от него, и все же она будет видна на экране как живая, — объяснил Малыш.

— Домомучительница...  как живая...  вот ужас!  — воскликнул Карлсон.  — Лучше разбей этот ящик либо сменяй его на другой, полный плюшек, они нам пригодятся.

Как раз в этот момент на экране появилось личико хорошенькой дикторши.  Она так приветливо улыбалась, что Карлсон широко открыл глаза.

— Пожалуй, надо еще подумать, — сказал он.  — Во всяком случае, уж если менять, то только на очень свежие плюшки.  Потому что я вижу, этот ящик ценней, чем сперва кажется.

Дикторша продолжала улыбаться Карлсону, и он улыбался ей в ответ.  Потом он оттолкнул Малыша в сторону:

— Погляди только на нее!  Я ей нравлюсь, да-да, она ведь видит, что я красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.

Вдруг дикторша исчезла.  Вместо нее на экране возникли два серьезных полных господина, которые все болтали и болтали.  Карлсону это пришлось не по душе.  Он начал нажимать на все кнопки и вертеть все ручки.

— Не крути, этого нельзя делать, — сказал Малыш.

— Как так — нельзя?  Я хочу выкрутить обратно ту милую девушку, — сказал Карлсон.

Он крутил ручки во все стороны, но дикторша не появлялась.  Добился он только того, что полные господа стали на глазах еще больше полнеть, ноги у них сделались короткими-прекороткими, а лбы нелепо вытянулись.  Эти изменения очень развеселили Карлсона — он довольно долго забавлялся такой игрой с телевизором.

— Старики во всем слушаются моей команды, — сказал он с довольным видом.

А господа на экране, меняя облик, продолжали без умолку болтать, пока Карлсон им не помешал.

— Я лично считаю...  — начал один из них.

— А какое мне дело, что ты считаешь?  — перебил его Карлсон.  — Отправляйся-ка лучше домой и ложись спать!

Он с треском выключил аппарат и радостно засмеялся.

— Вот он, наверно, разозлился!  Так я и не дал ему сказать, что он лично считает!

Телевизор явно надоел Карлсону, он уже жаждал новых развлечений.

— Где домомучительница?  Позови ее, я ее разыграю.

— Разыграешь...  это как?  — с тревогой спросил Малыш.

— Существуют три способа укрощать домомучительниц, — объяснил Карлсон.  — Их можно низводить, дразнить и разыгрывать.  Собственно говоря, все это одно и то же, но разыгрывать — самый прямой путь борьбы с ними.

Малыш встревожился еще больше.  Если Карлсон вступит в прямую борьбу с фрекен Бок, она его непременно увидит, а именно этого не должно случиться.  Пока папа и мама в отъезде, Малыш, как бы ему ни было трудно, обязан помешать этой встрече.  Надо как-то напугать Карлсона, чтобы он сам старался не попадаться на глаза фрекен Бок.  Малыш подумал, а потом сказал не без лукавства:

— Карлсон, ты, видно, хочешь попасть в телевизор?

Карлсон энергично замотал головой.

— В этот вот ящик?  Я?  Ни за что на свете!  Пока буду в силах защищаться, меня туда не затащат.  — Но он тут же задумался и добавил: — Хотя, может быть.  Если я там оказался бы рядом с этой милой девчонкой...

Малыш стал уверять его, что на это надеяться нечего.  Напротив, если он попадет в телевизор, то не иначе, как с домомучительницей.

Карлсон вздрогнул.

— Домомучительница и я в такой маленькой коробке?..  Ой, ой!  Вот тут-то и произойдет землетрясение в Нурланде!  Как только тебе в голову взбрела такая дурацкая мысль?

Тогда Малыш рассказал ему о намерениях фрекен Бок сделать для телевидения передачу о привидениях да еще такую, чтобы Фрида со стула упала.

— Разве домомучительница видела у вас привидения?  — удивился Карлсон.

— Нет, видеть не видела, — сказал Малыш, — но слышала, как оно мычало перед окном.  Понимаешь она решила, что ты — привидение.

И Малыш стал объяснять, какая связь между Фридой, домомучительницей и Карлсоном, но он жестоко ошибся в своих расчетах.

Карлсон опустился на колени и немножко повыл от удовольствия, а кончив выть, хлопнул Малыша по спине:

— Береги домомучительницу!  Она самая ценная мебель в вашем доме.  Береги как зеницу ока!  Потому что теперь мы и в самом деле сумеем позабавиться.

— А как?  — с испугом спросил Малыш.

— О!  — вопил Карлсон.  — Не одна только Фрида упадет со стула.  Все телевизионные старики и вообще все на свете бледнеет перед тем, что вы увидите!

Малыш встревожился еще больше.

— Что же мы увидим?

— Маленькое привидение из Вазастана!  — провозгласил Карлсон и загорланил: — Гоп, гоп, ура!

И тут Малыш сдался.  Он предостерег Карлсона, он честно пытался поступить так, как хотели папа и мама.  Но теперь пусть будет так, как хочет Карлсон.  Все равно в конце концов всегда все получается по его.  Пусть Карлсон выкидывает любые штуки, изображает привидение и разыгрывает фрекен Бок сколько ему будет угодно.  Малыш больше не собирается его останавливать.  А приняв это решение, он подумал, что они и в самом деле смогут позабавиться на славу.  Он вспомнил, как однажды Карлсон уже изображал привидение и прогнал воров, которые хотели украсть мамины деньги на хозяйство и все столовое серебро.  Карлсон тоже не забыл этого случая.

— Помнишь, как нам тогда было весело?  — спросил он.  — Да, кстати, где же мой привиденческий костюм?

Малышу пришлось сказать, что его взяла мама.  Она очень сердилась тогда из-за испорченной простыни.  Но потом она поставила заплатки и снова превратила привиденческий костюм в простыню.

Карлсон фыркнул от возмущения:

— Меня просто бесит эта любовь к порядку!  В вашем доме ничего нельзя оставить.  — Он сел на стул и надулся.  — Нет, так дело не пойдет, так я не играю.  Можешь сам стать привидением, если хочешь.

Но он тут же вскочил со стула, подбежал к бельевому шкафу и распахнул дверцы:

— Здесь наверняка найдется еще какая-нибудь простынка.

И он вытащил было одну из лучших маминых льняных простыней, но Малыш остановил его:

— О нет, эту не надо!  Положи ее...  Вот тут есть и старые, чиненые.

Карлсон скорчил недовольную мину:

— Старые, чиненые простыни!  Я думал, маленькое привидение из Вазастана должно щеголять в нарядных воскресных одеждах.  Впрочем...  раз уж у вас такой дом...  давай сюда эти лохмотья.

Малыш вынул две старенькие простыни и дал их Карлсону:

— Если ты их сошьешь, то вполне может получиться одежда для привидения.  Карлсон угрюмо стоял с простынями в руках.

— Если я их сошью?  Ты хочешь сказать, если ты их сошьешь...  Давай полетим ко мне, чтобы домомучительница не застала нас врасплох!

Около часа Малыш сидел у Карлсона и шил костюм для привидения.  В школе на уроках труда он научился шить разными стежками, но никто никогда не учил его, как из двух стареньких простыней сшить приличный костюм для привидения.  Это ему пришлось продумать самому.

Он, правда, попытался было обратиться за помощью к Карлсону.

— Ты бы хоть скроил, — попросил Малыш.

Но Карлсон покачал головой.

— Уж если что кроить, то я охотнее всего раскроил бы твою маму!  Да, да!  Зачем это ей понадобилось загубить мой привиденческий костюм?  Теперь ты должен сшить мне новый.  Это только справедливо.  Ну, живей за дело и, пожалуйста, не ной!

Для пущей убедительности Карлсон добавил, что ему и некогда шить, потому что он намерен срочно нарисовать картину.

— Всегда надо все бросать, если тебя посетило вдохновение, понимаешь, а меня оно сейчас посетило.  «Ла, ла, ла», — поет что-то во мне, и я знаю, что это вдохновение.

Малыш не знал, что это за штука такая — вдохновение.  Но Карлсон объяснил ему, что вдохновение охватывает всех художников, и тогда им хочется только рисовать, рисовать и рисовать, вместо того чтобы шить одежды для привидения.

И Малышу ничего не оставалось, как сесть на верстак, согнув спину и поджав ноги, словно заправский портной, и шить, в то время как Карлсон, забившись в угол, рисовал свою картину.

Уже совсем стемнело, но в комнате Карлсона было светло, тепло и уютно — горела керосиновая лампа, а в камине пылал огонь.

— Надеюсь, ты в школе не ленился на уроках труда, — сказал Карлсон.  — Потому что я хочу получить красивый костюм для привидения.  Учти это.  Вокруг шеи можно бы сделать небольшой воротничок или даже оборки.

Малыш ничего не ответил.  Он усердно шил, огонь в камине потрескивал, а Карлсон рисовал.

— А что ты, собственно говоря, рисуешь?  — спросил Малыш, нарушая воцарившуюся тишину.

— Увидишь, когда все будет готово, — ответил Карлсон.

Наконец Малыш смастерил какую-то одежду.

«Пожалуй, для привидения сойдет», — подумал он.  Карлсон померил и остался очень доволен.  Он сделал несколько кругов по комнате, чтобы Малыш мог как следует оценить его костюм.

Малыш содрогнулся.  Ему показалось, что Карлсон выглядит на редкость таинственно — совсем по-привиденчески.

Бедная фрекен Бок, она увидит такое привидение, которое хоть кого испугает!

— Домомучительница может тут же посылать за дяденьками из телевизора, — заявил Карлсон.  — Потому что сейчас внизу появится малютка привидение из Вазастана — моторизованное, дикое, прекрасное и ужасно, ужасно опасное.

Карлсон снова облетел комнату и даже закудахтал от удовольствия.  О своей картине он и думать забыл.  Малыш подошел к камину поглядеть, что же Карлсон нарисовал.  Внизу было написано неровными буквами:  «Портрет моего кролика».  Но Карлсон нарисовал маленького красного зверька, скорее напоминающего лисицу.

— Разве это не лисица?  — спросил Малыш.

Карлсон спланировал на пол и стал рядом с ним.  Склонив голову набок, любовался он своей картиной.

— Да, конечно, это лисица.  Без всякого сомнения это лисица, да к тому же сделанная лучшим в мире рисовальщиком лисиц.

— Да, но...  Ведь здесь написано:  «Портрет моего кролика»...  Так где ж он, этот кролик?

— Она его съела, — сказал Карлсон.

На следующее утро Боссе и Бетан проснулись с какой-то странной сыпью по всему телу.

— Скарлатина, — сказала фрекен Бок.

То же самое сказал доктор, которого она вызвала.

— Скарлатина!  Их надо немедленно отправить в больницу!

Потом доктор показал на Малыша:

— А его придется пока изолировать.

Услышав это, Малыш заплакал.  Он вовсе не хотел, чтобы его изолировали.  Правда, он не знал, что это такое, но самое слово звучало отвратительно.

— Балда, — сказал Боссе, — ведь это значит только.  что ты пока не будешь ходить в школу и встречаться с другими детьми.  Чтобы никого не заразить, понятно?

Бетан лежала и тоже плакала.

— Бедный Малыш, — сказала она, глотая слезы.  — Как тебе будет тоскливо!  Может, позвонить маме?

Но фрекен Бок и слушать об этом не хотела.

— Ни в коем случае, — заявила она.  — Фру Свантесон нуждается в покое и отдыхе.  Не забывайте, что она тоже больна.  Уж как-нибудь я с ним сама справлюсь.

При этом она кивнула зареванному Малышу, который стоял у кровати Бетан.

Но толком поговорить они так и не успели, потому что приехала машина «Скорой помощи».  Малыш плакал.  Конечно, он иногда сердился на брата и сестру, но ведь он их так любил!  И ему было очень грустно оттого, что Боссе и Бетан увозят в больницу.

— Привет, Малыш, — сказал Боссе, когда санитары понесли его вниз.

— До свиданья, дорогой братик, не горюй!  Ведь мы скоро вернемся, — сказала Бетан.

Малыш разрыдался.

— Ты только так говоришь!  А вдруг вы умрете?

Фрекен Бок накинулась на него.  Как можно быть таким глупым!  Да разве от скарлатины умирают!

Когда «Скорая помощь» уехала, Малыш пошел к себе в комнату.  Ведь там был Бимбо.  И Малыш взял щенка на руки.

— Теперь у меня остался только ты, — сказал Малыш и крепко прижал Бимбо к себе.  — Ну, и конечно, Карлсон.

Бимбо прекрасно понял, что Малыш чем-то огорчен.  Он лизнул его в нос, словно хотел сказать:  «Да, я у тебя есть.  Это точно.  И Карлсон тоже!»

Малыш сидел и думал о том, как чудесно, что у него есть Бимбо.  И все же он так скучал по маме.  И тут он вспомнил, что обещал ей написать письмо.  И решил, не откладывая, сразу же за это взяться.

Дорогая мама, — начал он.  — Похоже, что нашей семье пришел конец Боссе и Бетан больны какой-то тиной и их увезли в больницу а меня езолировали это совсем не болно но я конечно заболею этой тиной а папа в Лондоне жив ли он теперь не знаю хотя пока не слышно что он заболел но наверно болен раз все наши больны я скучаю по тебе как ты себя чувствуешь ты очень больна или не очень разговаривать я могу толко с Карлсоном но я стараюс говорить поменьше потому что ты будеш волноваться а тебе надо покой говорит домомучительница она не болна и Карлсон тоже но и они скоро заболеют прощай мамочка будь здорова.

— Подробно я писать не буду, — объяснил Малыш Бимбо, — потому что не хочу ее пугать.

Он подошел к окну и позвонил Карлсону.  Да, да, он в самом деле позвонил.  Дело в том, что накануне вечером Карлсон сделал одну очень замысловатую штуку: он провел звонок между своим домиком на крыше и комнатой Малыша.

— Привидение не должно появляться с бухты-барахты, — сказал Карлсон.  — Но теперь Карлсон подарил тебе лучший в мире звонок, и ты всегда сможешь позвонить и заказать привидение как раз в тот момент, когда домомучительница сидит в засаде и высматривает, не видно ли в темноте чего-нибудь ужасного.  Вроде меня, например.

Звонок был устроен таким образом: под карнизом своего домика Карлсон прибил колокольчик — из тех, что подвязывают коровам, — а шнур от него протянул к окну Малыша.

— Ты дергаешь за шнур, — объяснил Карлсон, — у меня наверху звякает колокольчик, и тут же к вам прилетает малютка привидение из Вазастана, и домомучительница падает в обморок.  Колоссально, да?

Конечно, это было колоссально, Малыш тоже так думал.  И не только из-за игры в привидение.  Раньше ему подолгу приходилось ждать, пока не появится Карлсон.  А теперь достаточно было дернуть за шнурок, и он тут как тут.

И вдруг Малыш почувствовал, что ему во что бы то ни стало надо поговорить с Карлсоном.  Он дернул за шнурок раз, другой, третий...  С крыши донеслось звяканье колокольчика.  Вскоре послышалось жужжание моторчика, и Карлсон влетел в окно.  Видно было, что он не выспался и что настроение у него прескверное.

— Ты, наверно, думаешь, что это не колокольчик, а будильник?  — проворчал он.

— Прости, — сказал Малыш, — я не знал, что ты спишь.

— Вот и узнал бы прежде, чем будить.  Сам небось дрыхнешь, как сурок, и не можешь понять таких, как я, которым за ночь ни на минуту не удается сомкнуть глаз.  И когда человек наконец хоть ненадолго забывается сном, он вправе ожидать, что друг будет оберегать его покой, а не трезвонить почем зря, словно пожарная машина...

— Разве ты плохо спишь?  — спросил Малыш.

Карлсон угрюмо кивнул.

— Представь себе, да.

«Как это печально», — подумал Малыш и сказал:

— Мне так жаль...  У тебя в самом деле так плохо со сном?

— Хуже быть не может, — ответил Карлсон.  — Собственно говоря, ночью я сплю беспробудно и перед обедом тоже, а вот после обеда дело обстоит из рук вон плохо, лежу с открытыми глазами и ворочаюсь с боку на бок.

Карлсон умолк, бессонница, видно, его доконала, но мгновение спустя он с живым интересом принялся оглядывать комнату.

— Правда, если бы я получил небольшой подарочек, то, может, перестал бы огорчаться, что ты меня разбудил.

Малыш не хотел, чтобы Карлсон сердился, и стал искать, что бы ему подарить.

— Вот губная гармошка.  Может, хочешь ее?

Карлсон схватил гармошку:

— Я всегда мечтал о музыкальном инструменте, спасибо тебе за этот подарок...  Ведь контрабаса у тебя, наверно, все равно нет?

Он приложил гармошку к губам, издал несколько ужасающих трелей и посмотрел на Малыша сияющими глазами:

— Слышишь?  Я сейчас сочиню песню под названием «Плач малютки привидения».

Малыш подумал, что для дома, где все больны, подходит печальная мелодия, и рассказал Карлсону про скарлатину.

Но Карлсон возразил, что скарлатина — дело житейское и беспокоиться здесь ровным счетом не о чем.  Да и к тому же очень удачно, что болезнь отправила Боссе и Бетан в больницу именно в тот день, когда в доме появится привидение.

Едва он успел все это сказать, как Малыш вздрогнул от испуга, потому что услышал за дверью шаги фрекен Бок.  Было ясно, что домомучительница вот-вот окажется в его комнате.  Карлсон тоже понял, что надо срочно действовать.  Недолго думая, он плюхнулся на пол и, словно колобок, покатился под кровать.  Малыш в тот же миг сел на кровать и набросил на колени свое купальное полотенце, так что его края, спадая на пол, с грехом пополам скрывали Карлсона.

Тут дверь открылась, и в комнату вошла фрекен Бок с половой щеткой и совком в руках

— Я хочу убрать твою комнату, — сказала она.  — Пойди-ка пока на кухню.

Малыш так разволновался, что стал пунцовым.

— Не пойду, — заявил он.  — Меня ведь изолировали, вот я и буду здесь сидеть.

Фрекен Бок посмотрела на Малыша с раздражением.

— Погляди, что у тебя делается под кроватью, — сказала она.

Малыш разом вспотел...  Неужели она уже обнаружила Карлсона?

— Ничего у меня под кроватью нет...  — пробормотал он.

— Ошибаешься, — оборвала его фрекен Бок.  — Там скопились целые горы пыли.  Дай мне подмести.  Марш отсюда!

Но Малыш уперся:

— А я все равно буду сидеть на кровати, раз меня изолировали!

Ворча, фрекен Бок начала подметать другой конец комнаты.

— Сиди себе на кровати сколько влезет, пока я не дойду до нее, но потом тебе придется убраться отсюда и изолировать себя где-нибудь еще, упрямый мальчишка!

Малыш грыз ногти и ломал себе голову: что же делать?  Но вдруг он заерзал на месте и захихикал, потому что Карлсон стал его щекотать под коленками, а он так боялся щекотки.

Фрекен Бок вытаращила глаза.

— Так-так, смейся, бесстыдник!  Мать, брат и сестра тяжело больны, а ему все нипочем.  Правду люди говорят: с глаз долой — из сердца вон!

А Карлсон щекотал Малыша все сильнее, и Малыш так хохотал, что даже повалился на кровать.

— Нельзя ли узнать, что тебя так рассмешило?  — хмуро спросила фрекен Бок.

— Ха-ха-ха...  — Малыш едва мог слово вымолвить.  — Я вспомнил одну смешную штуку.

Он весь напрягся, силясь вспомнить хоть что-нибудь смешное.

— ...Однажды бык гнался за лошадью, а лошадь так перепугалась, что со страху залезла на дерево...  Вы не знаете этого рассказа, фрекен Бок?

Боссе часто рассказывал эту историю, но Малыш никогда не смеялся, потому что ему всегда было очень жалко бедную лошадь, которой пришлось лезть на дерево.

Фрекен Бок тоже не смеялась.

— Не заговаривай мне зубы!  Дурацкие россказни!  Виданное ли дело, чтобы лошади лазили по деревьям?

— Конечно, они не умеют, — согласился Малыш, повторяя слово в слово то, что говорил Боссе.  — Но ведь за ней гнался разъяренный бык, так что же, черт возьми, ей оставалось делать?

Боссе утверждал, что слово «черт» можно произнести, раз оно есть в рассказе.  Но фрекен Бок так не считала.  Она с отвращением посмотрела на Малыша:

— Расселся тут, хохочет, сквернословит, в то время как мать, сестра и брат лежат больные и мучаются.  Диву даешься, что за...

Малыш так и не узнал, чему она диву дается, потому что в этот миг раздалась песня «Плач малютки привидения» — всего лишь несколько резких трелей, которые зазвучали из-под кровати, но и этого было достаточно, чтобы фрекен Бок подскочила на месте.

— Боже праведный, что это такое?

— Не знаю, — сказал Малыш.

Зато фрекен Бок знала!

— Это звуки потустороннего мира.  Ясно, как божий день.

— А что это Значит «потустороннего мира»?  — спросил Малыш.

— Мира привидений, — сказала фрекен Бок.  — В этой комнате находимся только мы с тобой, но никто из нас не мог бы издать такие странные звуки.  Это звуки не человеческие, это звуки привидений.  Разве ты не слышал?..  Это вопли души, не нашедшей покоя.

Она поглядела на Малыша широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Боже праведный, теперь я просто обязана написать в телевидение.

Фрекен Бок отшвырнула щетку и совок, села за письменный стол Малыша, взяла бумагу, ручку и принялась писать.  Писала она долго и упорно.

— Послушай-ка, что я написала, — сказала она, закончив письмо.  —

Фрекен Бок, исполненная рвения, тут же побежала отправить письмо.  Малыш заглянул под кровать, чтобы выяснить, что же делает Карлсон.  Он преспокойно лежал там, и глаза его сияли.  Он выполз, веселый и довольный.

— Ого-го!  — завопил он.  — Дождемся вечера.  Когда стемнеет, у домомучительницы и в самом деле появится материальчик для письма на телевидение.

Малыш снова начал смеяться и нежно посмотрел на Карлсона.

— Оказывается, быть изолированным очень весело, если изолирован вместе с тобой, — сказал Малыш.

Тут он вспомнил о Кристере и Гунилле.  Собственно говоря, он должен был бы огорчиться, что некоторое время не сможет с ними играть, как обычно.

«Неважно, — подумал Малыш.  — Играть с Карлсоном все равно веселей».

Но Карлсон тут заявил, что больше играть ему некогда.  Он сказал, что ему надо срочно лететь домой приделать к моторчику глушитель.

— Нельзя, чтобы привидение из Вазастана прилетело, громыхая, как железная бочка.  Понимаешь?  Привидение должно появиться беззвучно и таинственно, как и положено привидению.  Тогда у домомучительницы волосы встанут дыбом.

Потом Карлсон и Малыш договорились о тайной системе сигналов, которые будут передаваться с помощью звонков.

— Один звонок — это «Немедленно прилетай!», две звонка — «Ни в коем случае не прилетай!», а три звонка значит — «Какое счастье, что на свете есть такой красивый, умный, в меру упитанный и храбрый человечек, как ты, лучший в мире Карлсон!».

— А зачем мне для этого звонить?  — удивился Малыш.

— А затем, что друзьям надо говорить приятные и ободряющие вещи примерно каждые пять минут, а ты сам понимаешь, что я не могу прилетать к тебе так часто.

Малыш задумчиво поглядел на Карлсона:

— Я ведь тоже твой друг, да?  Но я не помню, чтобы ты говорил мне что-нибудь в этом роде.

Карлсон рассмеялся:

— Как ты можешь сравнивать?  Да кто ты есть?  Ты всего-навсего глупый мальчишка, и все...

Малыш молчал.  Он знал, что Карлсон прав.

— Но ты все-таки любишь меня?

— Конечно, люблю, честное слово!  — воскликнул Карлсон.  — Сам не знаю, за что, хотя и ломал голову над этим, когда лежал после обеда и мучился бессонницей.  — Он потрепал Малыша по щеке.  — Конечно, я тебя люблю, и даже догадываюсь, почему.  Потому, что ты так не похож на меня, бедный мальчуган!

Он вылетел в окно и на прощание помахал Малышу.

— А если ты опять начнешь трезвонить, как пожарная машина, — крикнул он, — то это будет означать, что либо и в самом деле пожар, либо:  «Я тебя снова разбудил, дорогой Карлсон, лети скорее ко мне да прихвати с собой мешок побольше, чтобы положить в него мои игрушки...  Я тебе их дарю!»

На этом Карлсон улетел.

А Бимбо лег на пол перед Малышом и принялся энергично стучать хвостом по ковру.  Щенок так делал всегда, когда хотел показать, что он чему-то очень рад и просит уделить ему немного внимания.  Малыш улегся на пол рядом с ним.  Тогда Бимбо вскочил и даже затявкал от удовольствия.  Потом он уткнулся в плечо Малыша и закрыл глаза.

— Ты радуешься, что меня изолировали, что я не хожу в школу, а сижу дома?  — спросил Малыш.  — Ты Бимбо, наверно, думаешь, что я самый лучший в мире...

Малютка привидение из Вазастана

День для Малыша тянулся бесконечно долго, он провел его совсем один и никак не мог дождаться вечера.

«Похоже на сочельник», — подумал он.  Он играл с Бимбо, возился с марками и даже немного позанимался арифметикой, чтобы не отстать от ребят в классе.  А когда Кристер должен был, по его расчетам, вернуться из школы, он позвонил ему по телефону и рассказал о скарлатине.

— Я не могу ходить в школу, потому что меня изолировали, понимаешь?

Это звучало очень заманчиво — так считал сам Малыш, и Кристер, видно, тоже так считал, потому что он даже не сразу нашелся, что ответить.

— Расскажи это Гунилле, — добавил Малыш.

— А тебе не скучно?  — спросил Кристер, когда к нему вернулся дар речи.

— Ну что ты!  У меня ведь есть...  — начал Малыш но тут же осекся.

Он хотел было сказать:  «Карлсон», но не сделал этого из-за папы.  Правда, прошлой весной Кристер и Гунилла несколько раз видели Карлсона, но это было до того, как папа сказал, что о нем нельзя говорить ни с кем на свете.

«Может быть, Кристер и Гунилла давно о нем забыли, вот бы хорошо!  — думал Малыш.  — Тогда он стал бы моим личным тайным Карлсоном».  И Малыш поторопился попрощаться с Кристером.

— Привет, мне сейчас некогда с тобой разговаривать, — сказал он.

Обедать вдвоем с фрекен Бок было совсем скучно, но зато она приготовила очень вкусные тефтели.  Малыш уплетал за двоих.  На сладкое он получил яблочную запеканку с ванильным соусом.  И он подумал, что фрекен Бок, может быть, не так уж плоха.

«Лучшее, что есть в домомучительнице, — это яблочная запеканка, а лучшее в яблочной запеканке — это ванильный соус, а лучшее в ванильном соусе — это то, что я его ем», — думал Малыш.

И все же это был невеселый обед, потому что столько мест за столом пустовало.  Малыш скучал по маме, по папе, по Боссе и по Бетан — по всем вместе и по каждому отдельно.  Нет, обед был совсем невеселый, к тому же фрекен Бок без умолку болтала о Фриде, которая уже успела изрядно надоесть Малышу.

Но вот наступил вечер.  Была ведь осень, и темнело рано.  Малыш стоял у окна своей комнаты, бледный от волнения, и глядел на звезды, мерцавшие над крышами.  Он ждал.  Это было хуже, чем сочельник.  В сочельник тоже устаешь ждать, но разве это может сравниться с ожиданием прилета маленького привидения из Вазастана!..  Куда там!  Малыш в нетерпении грыз ногти.  Он знал, что там, наверху, Карлсон тоже ждет.  Фрекен Бок уже давно сидела на кухне, опустив ноги в таз с водой, — она всегда подолгу принимает ножные ванны.  Но потом она придет к Малышу пожелать ему спокойной ночи, это она обещала.  Вот тут-то и надо подать сигнал.  И тогда — о боже праведный, как всегда говорила фрекен Бок, — о боже праведный, до чего же это было захватывающе!

— Если ее еще долго не будет, я лопну от нетерпения, — пробормотал Малыш.

Но вот она появилась.  Прежде всего Малыш увидел в дверях ее большие, чисто вымытые босые ноги.  Малыш затрепетал, как пойманная рыбка, так он испугался, хотя ждал ее и знал, что она сейчас придет.  Фрекен Бок мрачно поглядела на него.

— Почему ты стоишь в пижаме у открытого окна?  Немедленно марш в постель!

— Я...  я глядел на звезды, — пробормотал Малыш.  — А вы, фрекен Бок, не хотите на них взглянуть?

Это он так схитрил, чтобы заставить ее подойти к окну, а сам тут же незаметно сунул руку пол занавеску, за которой был спрятан шнур, и дернул его изо всех сил.  Он услышал, как на крыше зазвенел колокольчик.  Фрекен Бок это тоже услышала.

— Где-то там, наверху, звенит колокольчик, — сказала она.  — Как странно!

— Да, странно!  — согласился Малыш.  Но тут у него прямо дух захватило, потому что от крыши вдруг отделилось и медленно полетело по темному небу небольшое, белое, круглое привидение.  Его полет сопровождался тихой и печальной музыкой.  Да, ошибки быть не могло, заунывные звуки «Плач малютки привидения» огласили темную, осеннюю ночь.

— Вот...  О, гляди, гляди...  Боже праведный!  — воскликнула фрекен Бок.

Она побелела как полотно, ноги у нее подогнулись и она плюхнулась на стул.  А еще уверяла, что не боится привидений!

Малыш попытался ее успокоить.

— Да, теперь я тоже начинаю верить в привидения, — сказал он.  — Но ведь это такое маленькое, оно не может быть опасным!

Однако фрекен Бок не слушала Малыша.  Ее обезумевший взгляд был прикован к окну — она следила за причудливым полетом привидения.

— Уберите его!  Уберите!  — шептала она задыхаясь.

Но маленькое привидение из Вазастана нельзя было убрать.  Оно кружило в ночи, удалялось, вновь приближалось, то взмывая ввысь, то спускаясь пониже, и время от времени делало в воздухе небольшой кульбит.  А печальные звуки не смолкали ни на мгновение.

«Маленькое белое привидение, темное звездное небо, печальная музыка — до чего все это красиво и интересно!»  — думал Малыш.

Но фрекен Бок так не считала.  Она вцепилась в Малыша:

— Скорее в спальню, мы там спрячемся!

В квартире семьи Свантесон было пять комнат, кухня, ванная и передняя.  У Боссе, у Бетан и у Малыша были свои комнатки, мама и папа спали в спальне, а кроме того, была столовая, где они собирались все вместе.  Теперь, когда мама и папа были в отъезде, фрекен Бок спала в их комнате.  Окно ее выходило в сад, а окно комнаты Малыша — на улицу.

— Пошли, — шептала фрекен Бок, все еще задыхаясь, — пошли скорее, мы спрячемся в спальне.

Малыш сопротивлялся: нельзя же допустить, что бы все сорвалось теперь, после такого удачного начала!  Но фрекен Бок упрямо стояла на своем:

— Ну, живей, а то я сейчас упаду в обморок!  И как Малыш ни сопротивлялся, ему пришлось тащиться в спальню.  Окно и там было открыто, но фрекен Бок кинулась к нему и с грохотом его запахнула.  Потом она опустила шторы, задернула занавески, а дверь попыталась забаррикадировать мебелью.  Было ясно, что у нее пропала всякая охота иметь дело с привидением, а ведь еще совсем недавно она ни о чем другом не мечтала.

Малыш никак не мог этого понять, он сел на папину кровать, поглядел на перепуганную фрекен Бок и покачал головой.

— А Фрида, наверно, не такая трусиха, — сказал он наконец.

Но сейчас фрекен Бок и слышать не хотела о Фриде.  Она продолжала придвигать всю мебель к двери — за комодом последовали стол, стулья и этажерка.  Перед столом образовалась уже настоящая баррикада.

— Ну вот, теперь, я думаю, мы можем быть спокойны, — сказала фрекен Бок с удовлетворением.

Но тут из-под папиной кровати раздался глухой голос, в котором звучало еще больше удовлетворения:

— Ну вот, теперь, я думаю, мы можем быть спокойны!  Мы заперты на ночь.

И маленькое привидение стремительно, со свистом вылетело из-под кровати.

— Помогите!  — завопила фрекен Бок.  — Помогите!

— Что случилось?  — спросило привидение.  — Мебель сами двигаете, да неужели помочь некому?

И привидение разразилось долгим глухим смехом.  Но фрекен Бок было не до смеха.  Она кинулась к двери и стала расшвыривать мебель.  В мгновение ока разобрав баррикаду, она с громким криком выбежала в переднюю.

Привидение полетело следом, а Малыш побежал за ним.  Последним мчался Бимбо и заливисто лаял.  Он узнал привидение по запаху и думал, что началась веселая игра.  Привидение, впрочем, тоже так думало.

— Гей, гей!  — кричало оно, летая вокруг головы фрекен Бок и едва не касаясь ее ушей.

Но потом оно немного поотстало, чтобы получилась настоящая погоня.  Так они носились по всей квартире — впереди скакала фрекен Бок, а за ней мчалось привидение: в кухню и из кухни, в столовую и из столовой, в комнату Малыша и из комнаты Малыша и снова в кухню, большую комнату, комнату Малыша и снова, и снова...

Фрекен Бок все время вопила так, что в конце концов привидение даже попыталось ее успокоить:

— Ну, ну, ну, не реви!  Теперь-то уж мы повеселимся всласть!

Но все эти утешения не возымели никакого действия.  Фрекен Бок продолжала голосить и метаться по кухне.  А там все еще стоял на полу таз с водой, в котором она мыла ноги.  Привидение преследовало ее по пятам.  «Гей, гей», — так и звенело в ушах; в конце концов фрекен Бок споткнулась о таз и с грохотом упала.  При этом она издала вопль, похожий на вой сирены, но тут привидение просто возмутилось:

— Как тебе только не стыдно!  Орешь как маленькая.  Ты насмерть перепугала меня и соседей.  Будь осторожней, не то сюда нагрянет полиция!

Весь пол был залит водой, а посреди огромной лужи барахталась фрекен Бок.  Не пытаясь даже встать на ноги, она удивительно быстро поползла из кухни.

Привидение не могло отказать себе в удовольствии сделать несколько прыжков в тазу — ведь там уже почти не было воды.

— Подумаешь, стены чуть-чуть забрызгали, — сказало привидение Малышу.  — Все люди, как правило, спотыкаются о тазы, так чего же она воет?

Привидение сделало последний прыжок и снова кинулось за фрекен Бок.  Но ее что-то нигде не было видно.  Зато на паркете в передней темнели отпечатки ступней.

— Домомучительница сбежала!  — воскликнуло привидение.  — Но вот ее мокрые следы.  Сейчас увидим, куда они ведут.  Угадай, кто лучший в мире следопыт!

Следы вели в ванную комнату.  Фрекен Бок заперлась там, и в прихожую доносился ее торжествующий смех.

Привидение постучало в дверь ванной:

— Открой!  Слышишь, немедленно открой!

Но за дверью раздавался только громкий, ликующий хохот.

— Открой!  А то я не играю!  — крикнуло привидение.

Фрекен Бок замолчала, но двери не открыла.  Тогда привидение обернулось к Малышу, который все еще не мог отдышаться.

— Скажи ей, чтоб она открыла!  Какой же интерес играть, если она будет так себя вести!

Малыш робко постучал в дверь.

— Это я, — сказал он.  — Долго ли вы, фрекен Бок собираетесь просидеть здесь взаперти?

— Всю ночь, — ответила фрекен Бок.  — Я постелю себе в ванне все полотенца, чтобы там спать.

Тут привидение заговорило по-другому:

— Стели!  Пожалуйста, стели!  Делай все так, чтобы испортить нам удовольствие, чтобы расстроить нашу игру!  Но угадай-ка, кто в таком случае немедленно отправится к Фриде, чтобы дать ей материал для новой передачи?

В ванной комнате долго царило молчание.  Видно, фрекен Бок обдумывала эту ужасную угрозу.  Но в конце концов она сказала жалким, умоляющим тоном:

— Нет-нет, пожалуйста, не делай этого!..  Этого я не вынесу.

— Тогда выходи!  — сказало привидение.  — Не то привидение тут же улетит на Фрейгатен.  И твоя сестра Фрида будет снова сидеть в телевизоре, это уж точно!

Слышно было, как фрекен Бок несколько раз тяжело вздохнула.  Наконец она позвала:

— Малыш!  Приложи ухо к замочной скважине, я хочу тебе кое-что шепнуть по секрету.

Малыш сделал, как она просила.  Он приложил ухо к замочной скважине, и фрекен Бок прошептала ему:

— Понимаешь, я думала, что не боюсь привидений, а оказалось, что боюсь.  Но ты-то храбрый!  Может, попросишь, чтобы это привидение сейчас исчезло и явилось в другой раз?  Я хочу к нему немного привыкнуть.  Но главное, чтобы оно не посетило за это время Фриду!  Пусть оно поклянется, что не отправится на Фрейгатен!

— Постараюсь, но не знаю, что получится, — сказал Малыш и обернулся, чтобы начать переговоры с привидением.

Но его и след простыл.

— Его нету!  — крикнул Малыш.  — Оно улетело к себе домой.  Выходите.

Но фрекен Бок не решалась выйти из ванной, пока Малыш не обошел всю квартиру и не убедился, что привидения нигде нет.

Потом фрекен Бок, дрожа от страха, еще долго сидела в комнате Малыша.  Но постепенно она пришла в себя и собралась с мыслями.

— О, это было ужасно...  — сказала она.  — Но подумай, какая передача для телевидения могла бы из этого получиться!  Фрида в жизни не видела ничего похожего!

Она радовалась, как ребенок.  Но время от времени вспоминала, как за ней по пятам гналось привидение и содрогалась от ужаса.

— В общем, хватит с меня привидений, — решила она в конце концов.  — Я была бы рада, если б судьба избавила меня от подобных встреч.

Едва она успела это сказать, как из шкафа Малыша послышалось что-то вроде мычания.  И этого было достаточно, чтобы фрекен Бок вновь завопила:

— Слышишь?  Клянусь, привидение притаилось у нас в шкафу!  Ой, я, кажется, сейчас умру...

Малышу стало ее очень жаль, но он не знал, что сказать, чтобы ее утешить.

— Да нет...  — начал он после некоторого раздумья, — это вовсе не привидение...  Это...  это...  считайте, что это теленочек.  Да, будем надеяться, что это теленочек.

Но тут из шкафа раздался голос:

— Теленочек!  Этого еще не хватало!  Не выйдет!  И не надейтесь!

Дверцы шкафа распахнулись, и оттуда выпорхнуло малютка привидение из Вазастана, одетое в белые одежды, которые Малыш сшил своими собственными руками.  Глухо и таинственно вздыхая, оно взмыло к потолку и закружилось вокруг люстры.

— Гей, гей, я не теленок, а самое опасное в мире привидение!

Фрекен Бок кричала.  Привидение описывало круги, оно порхало все быстрее и быстрее, все ужасней и ужасней вопила фрекен Бок, и все стремительней, в диком вихре, кружилось привидение.

Но вдруг случилось нечто неожиданное.  Изощряясь в сложных фигурах, привидение сделало чересчур маленький круг, и его одежды зацепились за люстру.

Хлоп!  — старенькие простыни тут же поползли, спали с Карлсона и повисли на люстре, а вокруг нее летал Карлсон в своих обычных синих штанах, клетчатой рубашке и полосатых носках.  Он был до того увлечен игрой, что даже не заметил, что с ним случилось.  Он летал себе и летал, вздыхал и стонал по-привиденчески пуще прежнего.  Но, завершая очередной круг, он вдруг заметил, что на люстре что-то висит и развевается от колебания воздуха, когда он пролетает мимо.

— Что это за лоскут вы повесили на лампу?  — спросил он.  — От мух, что ли?

Малыш только жалобно вздохнул:

— Нет, Карлсон, не от мух.

Тогда Карлсон поглядел на свое упитанное тело, увидел синие штанишки и понял, какая случилась беда, понял, что он уже не малютка привидение из Вазастана, а просто Карлсон.

Он неуклюже приземлился возле Малыша: вид у него был несколько сконфуженный.

— Ну да, — сказал он, — неудача может сорвать даже самые лучшие замыслы.  Сейчас мы в этом убедились...  Ничего не скажешь, это дело житейское!

Фрекен Бок, бледная как мел, уставилась на Карлсона.  Она судорожно глотала воздух, словно рыба, выброшенная на сушу.  Но в конце концов она все же выдавила из себя несколько слов:

— Кто...  кто...  боже праведный, а это еще кто?

И Малыш сказал, едва сдерживая слезы:

— Это Карлсон, который живет на крыше.

— Кто это?  Кто этот Карлсон, который живет на крыше?  — задыхаясь, спросила фрекен Бок.

Карлсон поклонился:

— Красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.  Представьте себе, это я.

Этот вечер Малыш запомнит на всю жизнь.  Фрекен Бок сидела на стуле и плакала, а Карлсон стоял в сторонке, и вид у него был смущенный.  Никто ничего не говорил, все чувствовали себя несчастными.

«Да, от такой жизни и вправду поседеешь раньше времени», — подумал Малыш, потому что мама часто так говорила.  Это бывало, когда Боссе приносил домой сразу три двойки, или когда Бетан ныла, выпрашивая новую кожаную курточку на меху как раз в те дни, когда папа вносил деньги за телевизор, купленный в рассрочку, или когда Малыш разбивал в школе окно и родителям надо было платить за огромное стекло.  Вот в этих случаях мама обычно вздыхала и говорила:

«Да, от такой жизни и вправду поседеешь раньше времени!»

Именно такое чувство овладело сейчас Малышом.  Ух, до чего же все нескладно вышло!  Фрекен Бок безутешно рыдала, слезы катились градом.  И из-за чего?  Только из-за того, что Карлсон оказался не привидением.

— Подумать только!  Эта телевизионная передача была уже у меня в кармане, — всхлипывая, сказала фрекен Бок и злобно поглядела на Карлсона.  — А я-то дура, специально ходила к себе домой и рассказала все Фриде...

Она закрыла лицо руками, громко зарыдала, и никто не расслышал, что же она сказала Фриде.

— Но я красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил, — сказал Карлсон, пытаясь хоть чем-то ее утешить.  — И меня можно показывать в этом ящике...

Фрекен Бок поглядела на Карлсона и злобно зашипела:

— «Красивый, умный и в меру упитанный мужчина»!  Да таких на телевидении хоть пруд пруди, с этим к ним и соваться нечего.

И она снова поглядела на Карлсона сердито и недоверчиво...  А ведь этот маленький толстый мальчишка и впрямь похож на мужчину...

— Кто он, собственно говоря, такой?  — спросил она Малыша.

И Малыш ответил истинную правду:

— Мой товарищ, мы с ним играем.

— Это я и без тебя знаю, — отрезала фрекен Бок и снова заплакала.

Малыш был удивлен: ведь папа и мама вообразили, что у них начнется кошмарная жизнь, если только кто-нибудь узнает о существовании Карлсона, что все тут же захотят его увидеть и его будут показывать по телевидению; но вот теперь, когда наконец его увидала посторонняя женщина, она льет слезы и уверяет, что раз Карлсон не привидение, он не представляет никакого интереса.  А что на спине у него пропеллер и что он умеет летать — на это ей, видно, наплевать.  А тут как раз Карлсон поднялся к потолку и принялся снимать с абажура свои привиденческие одежды, но фрекен Бок посмотрела на него уже совсем свирепым глазом и сказала:

— Подумаешь, пропеллер, кнопка...  а что же не может быть у мальчишки в наше-то время!  Скоро они будут летать на Луну, не начав ходить в школу.

Домомучительница по-прежнему сидела на стуле и накалялась все больше и больше.  Она вдруг поняла, кто стащил плюшки, кто мычал у окна и кто писал на стене в кухне.  Это же надо додуматься — дарить детям такие игрушки, чтобы они летали куда им заблагорассудится и так бесстыдно издевались над старыми людьми.  А все таинственные истории с привидениями, о которых она писала в шведское телевидение, оказались проказами сорванца.  Нет, она не намерена терпеть здесь этого негодного маленького толстяка.

— Немедленно отправляйся домой, слышишь!  Как тебя звать-то?

— Карлсон!  — ответил Карлсон.

— Это я знаю, — сердито сказала фрекен Бок.  — Но у тебя, кроме фамилии, надо думать, и имя есть?

— Меня зовут Карлсон, и все!

— Ой, не зли меня, не то я совсем рассержусь, я и так уже на последнем пределе, — буркнула фрекен Бок.  — Имя — это то, как тебя зовут дома, понимаешь?  Ну, как тебя кличет папа, когда пора идти спать?

— Хулиган, — ответил Карлсон с улыбкой.

Фрекен Бок с удовлетворением кивнула:

— Точно сказано!  Лучше и не придумать!

Карлсон с ней согласился:

— Да, да, в детстве мы все ужасно хулиганили.  Но это было так давно, а теперь я самый послушный в мире!

Но фрекен Бок больше не слушала его.  Она сидела молча, глубоко задумавшись, и, видимо, начинала постепенно успокаиваться.

— Да, — сказала она наконец, — один человек будет от всего этого на седьмом небе.

— Кто?  — спросил Малыш.

— Фрида, — горько ответила фрекен Бок.

Потом, глубоко вздохнув, она направилась на кухню, чтобы вытереть пол и унести таз.

Карлсон и Малыш были рады, что остались одни.

— И чего это люди волнуются по пустякам?  — сказал Карлсон и пожал плечами.  — Я ведь ей ничего плохого не сделал.

— Ну да, — неуверенно согласился Малыш.  — Только понизводил ее немножко.  Зато теперь мы станем самыми послушными.

Карлсон тоже так думал.

— Конечно, станем.  Но я хочу немного позабавиться, а то не буду играть!

Малыш напряженно выдумывал какое-нибудь забавное занятие для Карлсона.  Но он зря старался, потому что Карлсон все придумал сам и вдруг, ни с того ни с сего, кинулся к шкафу Малыша.

— Погоди!  — крикнул он.  — Когда я был привидением, я видел там одну толковую штуку!

Он вернулся с маленькой мышеловкой.  Малыш нашел ее в деревне у бабушки и привез в город.

«Я хочу поймать мышку и приручить ее, чтобы она у меня осталась жить», — объяснил Малыш маме.  Но мама сказала, что в городских квартирах мыши, к счастью, не водятся, у них, во всяком случае, мышей точно нет.

Малыш пересказал все это Карлсону, но Карлсон возразил:

— Мыши заводятся незаметно.  Твоя мама только обрадуется, если вдруг, откуда ни возьмись, в доме появится маленькая нежданная мышка.

Он объяснил Малышу, как было бы хорошо, если бы они поймали эту нежданную мышку.  Ведь Карлсон мог бы держать ее у себя наверху, а когда у нее народятся мышата, можно будет устроить настоящую мышиную ферму.

— И тогда я помещу в газете объявление, — заключил Карлсон.  — «Кому нужны мыши, обращайтесь в мышиную ферму Карлсона».

— Ага!  И тогда можно будет расплодить мышей во всех городских домах!  — радостно подхватил Малыш и объяснил Карлсону, как заряжают мышеловку.  — Только в нее надо обязательно положить кусочек сыру или шкурку от свиного сала, а то мышь не придет.

Карлсон полез в карман и вытащил оттуда маленький огрызок шпика.

— Как хорошо, что я его сберег.  После обеда я все собирался кинуть его в помойное ведро.

Он зарядил мышеловку и поставил ее под кровать Малыша.

— Теперь мышь может прийти когда захочет.

Они совсем забыли про фрекен Бок.  Но вдруг услышали какой-то шум на кухне.

— Похоже, что она готовит еду, — сказал Карлсон.  — Она грохочет сковородками.

Так оно и было, потому что из кухни донесся слабый, но чарующий запах жарящихся тефтелей.

— Она обжаривает тефтели, оставшиеся от обеда, — объяснил Малыш.  — Ой, до чего же есть хочется!

Карлсон со всех ног кинулся к двери.

— Вперед, на кухню!  — крикнул он.

Малыш подумал, что Карлсон и в самом деле храбрец, если он отважился на такой шаг.  Быть трусом Малышу не хотелось, и он тоже нерешительно поплелся на кухню.

— Гей, гей, мы, я вижу, пришли как раз кстати.  Нас ждет скромный ужин, — сказал Карлсон.

Фрекен Бок стояла у плиты и переворачивала тефтели, но, увидев Карлсона, она бросила сковородку и двинулась на него.  Вид у нее был угрожающий.

— Убирайся!  — крикнула она.  — Убирайся отсюда немедленно!

У Карлсона дрогнули губы, и он надулся.

— Так я не играю!  Так я не играю!  Так себя не ведут!  Я тоже хочу съесть несколько тефтелек.  Разве ты не понимаешь, что, когда целый вечер играешь в привидение, просыпается зверский аппетит?

Он сделал шаг к плите и взял со сковородки одну тефтельку.  Вот этого ему не следовало делать.  Фрекен Бок взревела от бешенства и кинулась на Карлсона, схватила его за шиворот и вытолкнула за дверь.

— Убирайся!  — кричала она.  — Убирайся домой и носа сюда больше не показывай!

Малыш был просто в отчаянии.

— Ну, чего вы, фрекен Бок, так злитесь?  — сказал он со слезами в голосе.  — Карлсон мой товарищ, разве можно его прогонять?

Больше он ничего не успел сказать, потому что дверь кухни распахнулась и ворвался Карлсон, тоже злой как черт.

— Так я не играю!  — кричал он.  — Нет, так я не играю!  Выставлять меня с черного хода!..  Не выйдет!

Он подлетел к фрекен Бок и топнул ногой об пол.

— Подумать только, с черного хода!..  Я хочу чтобы меня выставили с парадного, как приличного человека!

Фрекен Бок снова схватила Карлсона за шиворот.

— С парадного?  Охотно!  — воскликнула она, потащила Карлсона через всю квартиру и вытолкнула его через парадный ход, не обращая никакого внимания на слезы и гневные вопли бегущего за ней Малыша.  Так Карлсон добился своего.

— Ну вот, теперь с тобой обошлись достаточно благородно?  — осведомилась фрекен Бок.

— Достаточно, — подтвердил Карлсон, и тогда фрекен Бок захлопнула за ним дверь с таким грохотом что было слышно во всем доме.

— Ну наконец-то, — сказала она и пошла на кухню.

Малыш бежал за ней, он очень сердился:

— Ой!  До чего вы, фрекен Бок, злая и несправедливая!  Карлсон имеет право быть на кухне!

Он там и был!  Он стоял у плиты и ел тефтели.

— Да, да, меня надо было выставить через парадную дверь, чтобы я смог вернуться с черного ход и съесть несколько превосходных тефтелей, — объяснил он.

Тогда фрекен Бок схватила Карлсона за шиворот в третий раз вытолкнула за дверь, теперь опять с черного хода.

— Просто удивительно, — возмущалась она, — никакого с ним сладу нет!..  Но я сейчас запру дверь и он все же останется с носом.

— Это мы еще посмотрим, — спокойно сказал Карлсон.

Фрекен Бок захлопнула дверь и проверила, защелкнулся ли замок.

— Тьфу, до чего же вы злая, фрекен Бок, — не унимался Малыш.

Но она не обращала никакого внимания на его слова.  Она быстро подошла к плите, на которой так аппетитно румянились тефтели.

— Может, и мне наконец-то удастся съесть хоть одну тефтельку после всего того, что пришлось пережить в этот вечер, — сказала она.

Но тут из открытого окна раздался голос:

— Эй!  Хозяева дома?  Не найдется ли у вас двух-трех тефтелек?

На подоконнике сидел довольный Карлсон и широко улыбался.  Увидев его, Малыш не смог удержаться от смеха.

— Ты прилетел сюда с балкончика?

Карлсон кивнул:

— Точно.  И вот я опять с вами!  Вы, конечно, мне рады...  особенно ты, женщина, стоящая у плиты!

Фрекен Бок держала в руке тефтельку — она как раз собиралась сунуть ее в рот, но при виде Карлсона застыла, уставившись на него.

— Никогда в жизни не видел такой прожорливой особы, — сказал Карлсон и, сделав большой круг над плитой, схватил на лету несколько тефтелей и быстро сунул их в рот.  Потом он стремительно взмыл к самому потолку.

Но тут фрекен Бок как с цепи сорвалась.  Она заорала не своим голосом, схватила выбивалку для ковров и, размахивая ею, погналась за Карлсоном:

— Ах ты озорник!  Да что же это такое!  Неужели мне так и не удастся тебя выгнать?

Карлсон, ликуя, кружил вокруг лампы.

— Гей, гей, вот теперь-то мы позабавимся на славу!  — крикнул он.  — Так весело мне не было с тех пор, как папочка гнался за мной с мухобойкой!  Я тогда был маленький, но помню, тогда мы тоже здорово позабавились!

Карлсон метнулся в большую комнату, и снова началась бешеная погоня по всей квартире.  Впереди летел Карлсон — он кудахтал и визжал от удовольствия, за ним мчалась фрекен Бок с выбивалкой для ковров, за ней еле поспевал Малыш, а позади всех скакал Бимбо, бешено тявкая.

— Гей, гей!  — кричал Карлсон.

Фрекен Бок не отставала от него, но всякий раз, когда она уже готова была его схватить, Карлсон взмывал вверх, под самый потолок.  А когда фрекен Бок начинала размахивать выбивалкой, ему всегда удавалось пролететь мимо, едва ее не коснувшись.

— Эй, эй, чур, не бить по ногам, так я не играю!  — кричал Карлсон.

Фрекен Бок запыхалась, но продолжала подпрыгивать, и ее большие босые ноги шлепали по паркету.  Она, бедняжка, так и не успела еще обуться — ведь весь вечер ей пришлось гонять по квартире.  Она очень устала, но сдаваться не собиралась.

— Ты у меня дождешься!  — кричала она, продолжая погоню за Карлсоном.

Время от времени она подпрыгивала, чтобы стукнуть его выбивалкой, но он только смеялся и набирал высоту.  Малыш тоже хохотал до слез и никак не мог остановиться.  От смеха у него даже заболел живот, и, когда все они в третий раз очутились в его комнате, он кинулся на кровать, чтобы хоть немножко передохнуть.  Смеяться у него уже не было сил.  но он все же стонал от смеха, глядя, как фрекен Бок мечется вдоль стен, пытаясь поймать Карлсона.

— Гей, гей!  — подбадривал ее Карлсон.

— Я тебе всыплю за это «гей, гей»!  — кричала, едва переводя дыхание, фрекен Бок.  Она с остервенением размахивала выбивалкой, и в конце концов ей удалось загнать Карлсона в угол, где стояла кровать Малыша.

— Ну вот, — воскликнула она с торжеством, — попался, голубчик!

Но вдруг она издала такой вопль, что у Малыша загудело в ушах.  Он перестал хохотать.

«Эх, Карлсон попался», — подумал он.

Но попался не Карлсон.  Попалась фрекен Бок; большой палец ее правой ноги угодил в мышеловку.

— Ой, ой, ой!  — стонала фрекен Бок.  — Ой, ой, ой!

Она подняла ногу и в ужасе уставилась на странную вещь, вцепившуюся в ее большой палец.

— Ой, ой, ой!  — завопил уже Малыш.  — Подождите, я сейчас ее раскрою...  Простите, я этого не хотел...

— Ой, ой, ой!  — продолжала вопить фрекен Бок, когда Малыш помог ей высвободить палец и к ней вернулся дар речи.  — Почему у тебя мышеловка под кроватью?

Малышу было очень жаль мышеловки, и он сказал, запинаясь:

— Потому что...  потому что...  мы хотели поймать нежданную мышку.

— Но, конечно, не такую большую, — объяснил Карлсон.  — Маленькую мышку с длинным хвостиком.

Фрекен Бок покосилась на Карлсона и застонала:

— Опять ты...  Когда же ты уберешься отсюда в конце концов?

И она снова погналась за ним с выбивалкой.

— Гей, гей!  — закричал Карлсон.

Он вылетел в переднюю, а оттуда в большую комнату, а потом из нее в комнату Малыша, и снова началась погоня по всей квартире: в кухню и из кухни, в спальню и из спальни...

— Гей, гей!  — кричал Карлсон.

— Ты у меня сейчас получишь «гей, гей»!  — погрозила фрекен Бок, задыхаясь от быстрого бега.

Она замахнулась выбивалкой и прыгнула что было сил, но, забыв в азарте погони, что сдвинула всю мебель к дверям спальни, споткнулась о книжную полку, стукнулась обо что-то головой и с грохотом рухнула на пол.

— Все!  Теперь в Нурланде снова будет землетрясение, — сказал Карлсон.

Но Малыш в испуге кинулся к фрекен Бок.

— Ой, вы не расшиблись?  — спросил он.  — Бедная, бедная фрекен Бок...

— Помоги мне добраться до кровати...  Будь добр...  — прошептала фрекен Бок.

И Малыш это сделал, вернее, попытался сделать.  Но фрекен Бок была такая грузная, а Малыш такой маленький, что у него ничего не вышло.  Но тут к ним подлетел Карлсон.

— Один и не пытайся, — сказал он Малышу.  — Я тоже хочу помочь ее тащить.  Ведь самый послушный в мире я, а вовсе не ты!

Карлсон и Малыш собрались с силами и в конце концов доволокли фрекен Бок до кровати.

— Бедная фрекен Бок!  — вздохнул Малыш.  — Как вы себя чувствуете?  Вам больно?

Фрекен Бок ответила не сразу, словно собираясь с мыслями.

— Мне кажется, у меня во всем теле нет ни одной целой косточки, — сказала она наконец.  — Но болеть, пожалуй, ничего не болит...  Вот только, когда смеюсь...

И она так захохотала, что кровать под ней затряслась.

Малыш с испугом глядел на нее — что это с ней такое?

— Как хотите, молодые люди, но такая тренировка, как нынче вечером, не часто выдается, — сказала она.  — И, боже праведный, до чего же это взбадривает!  — Она энергично кивнула: — Мы с Фридой занимаемся гимнастикой по программе «упражнения для домашних хозяек».  Теперь Фрида узнает, что значит бегать.  Подождите-ка...

— Гей, гей!  — завопил Карлсон.  — Ты прихвати с собой эту выбивалку и тогда сможешь гонять Фриду по всему гимнастическому залу и так взбодрить ее, что она своих не узнает!

Фрекен Бок вытаращила на него глаза.

— Ты еще со мной разговариваешь?  Ты бы лучше помолчал да пошел бы на кухню и принес мне несколько тефтелек!

Малыш радостно засмеялся.

— Да, после таких прыжков появляется зверский аппетит, — сказала она.

— Угадай, кто лучший в мире подносчик тефтелей?  — сказал Карлсон, убегая на кухню.

Потом Карлсон, Малыш и фрекен Бок, сидя на кровати, уплетали прекрасный ужин с таким аппетитом, что за ушами трещало.  Карлсон принес из кухни полный поднос еды.

— Я обнаружил яблочную запеканку с ванильным соусом.  Кроме того, я прихватил ветчины, сыра, колбасы, соленых огурчиков, несколько сардин и кусочек печеночного паштета.  Но, сказки на милость, куда ты засунула торт со взбитыми сливками?  Его я не нашел...

— У нас торта нет, — ответила фрекен Бок.

У Карлсона дрогнули губы.

— И ты полагаешь, что можно наесться тефтелями, яблочной запеканкой с ванильным соусом, ветчиной, сыром, колбасой, солеными огурцами да двумя жалкими крохотными сардинками?

Фрекен Бок поглядела на него в упор.

— Нет, — сказала она подчеркнуто спокойным тоном.  — Но ведь есть еще и печеночный паштет.

Никогда еще Малышу не было так вкусно.  Малыш, и Карлсон, и фрекен Бок сидели рядком на кровати и жевали, глотали, и им было так уютно втроем!  Но вдруг фрекен Бок вскрикнула:

— Боже праведный, ведь Малыш должен быть изолирован, а мы притащили сюда этого малого.  — И она указала пальцем на Карлсона.

— Никто его не тащил, — сказал Малыш, — он сам прилетал.  — Но все же Малыш встревожился.  — Подумай, Карлсон, а вдруг ты заболеешь этой самой тиной?

— Угу...  угу, — промычал Карлсон, потому что его рот был набит яблочной запеканкой, и он не сразу смог заговорить.  — Что мне какая-то тина!..  Эге-гей!  Подумаешь!  К тому, кто переболел плюшечной лихорадкой, никакая зараза не липнет.

— Нет, все равно нельзя, — сказала фрекен Бок со вздохом.

Карлсон проглотил последнюю тефтельку, облизал пальцы и сказал:

— Что и говорить, в этом доме живут, конечно, впроголодь, но в остальном мне здесь хорошо.  Так что я готов себя здесь тоже изолировать.

— О боже праведный!  — воскликнула фрекен Бок.  Она поглядела на Карлсона, потом на пустой поднос.  — После тебя мало что остается, — сказала она.

Карлсон соскочил на пол и похлопал себя по животу.

— После того, как я поем, остается стол, — сказа.  он.  — Единственное, что остается, — это стол.

Потом Карлсон нажал свою кнопку, мотор заработал, и Карлсон полетел к раскрытому окну.

— Привет!  — крикнул он.  — Теперь вам волей-неволей придется некоторое время обойтись без меня.  Я тороплюсь...

— Привет, Карлсон!  — крикнул Малыш.  — Тебе в самом деле пора улетать?

— Так скоро?  — печально добавила фрекен Бок.

— Да, мне надо поторопиться!  — крикнул Карлсон.  — А то я опоздаю к ужину.  Привет!  — И он улетел.

.     .     .     .     .

Однажды утром спросонья Малыш услышал взволнованные голоса, доносившиеся из кухни.  Папа и мама явно были чем-то огорчены.

— Ну вот, дождались!  — сказал папа.  — Ты только погляди, что написано в газете.  На, прочти сама.

— Ужасно!  — воскликнула мама.  — Просто ужас какой-то!

Малыш мигом соскочил с постели.  Ему не терпелось узнать, что же именно ужасно.  И он узнал.

На первой странице газеты огромными буквами был набран заголовок:

«Что это: летающий бочонок или нечто другое?»  А под заголовком — статья:

«Странный неопознанный объект летает над Стокгольмом.  Очевидцы сообщают, что за последнее время неоднократно видели в районе Вазастана некий летающий предмет, напоминающий по виду маленький пивной бочонок.  Он издает звуки, похожие на гул мотора.  Представители Авиакомпании ничего не смогли сообщить нам относительно этих полетов.  Поэтому возникло предположение, что это иностранный спутник-шпион, запущенный в воздушное пространство с разведывательными целями.  Тайна этих полетов должна быть раскрыта, а неопознанный объект — пойман.  Если он действительно окажется шпионом, его необходимо передать для расследования в руки полиции.

Кто раскроет летающую тайну Вазастана?  Редакция газеты назначает вознаграждение в 10000 крон.  Тот, кому посчастливится поймать этот таинственный предмет, получит премию в 10000 крон.  Ловите его, несите в редакцию, получайте деньги!»

— Бедный Карлсон, который живет на крыше, — сказала мама.  — Теперь начнется на него охота.

Малыш разом и испугался, и рассердился, и огорчился.

— Почему Карлсона не могут оставить в покое!  — закричал он.  — Он ведь не делает ничего плохого.  Живет себе в своем домике на крыше и летает взад-вперед.  Разве Карлсон в чем-то виноват?

— Нет, — сказал папа, — Карлсон ни в чем не виноват.  Только он...  как бы это сказать...  ну, несколько необычен, что ли...

Да, что и говорить, Карлсон несколько необычен, с этим Малыш был вынужден согласиться.  Разве обычно, когда в домике на крыше живет маленький толстенький человечек да еще с пропеллером на спине и с кнопкой на животе?

А ведь Карлсон был как раз таким человечком.  И он был лучшим другом Малыша.  Да, именно Карлсон, а не Кристер и Гунилла, которых Малыш тоже очень любил и с которыми играл, когда Карлсон вдруг исчезал куда-то или просто был занят.

Карлсон уверял, что Кристер и Гунилла не идут с ним ни в какое сравнение, и всякий раз сердился, когда Малыш о них заговаривал.

— Ставить этих карапузов на одну доску со мной!  — возмущался Карлсон.  — Со мной, таким красивым и в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил!  Многим ли глупым мальчишкам посчастливилось иметь такого лучшего друга, как я?  Ну, отвечай!

— Нет, нет, только мне одному, — говорил Малыш, и всякий раз сердце его замирало от радости.  Как ему повезло, что Карлсон поселился на крыше именно его дома!  Ведь в Вазастане полно таких вот старых, некрасивых домов, как тот, в котором жила семья Свантесонов!  Какая удача, что Карлсон случайно оказался на его крыше, а не на какой-нибудь другой!

Правда, мама и папа Малыша сперва вовсе не были в восторге от того, что в доме появился Карлсон.  И Боссе и Бетан поначалу его тоже невзлюбили.  Вся семья — за исключением Малыша, конечно, — считала, что Карлсон — самый вздорный, самый дерзкий, самый несносный озорник, какой только бывает на свете.  Но постепенно все к нему привыкли.  Теперь Карлсон, пожалуй, им даже нравился, а главное, они понимали, что он необходим Малышу.  Ведь Боссе и Бетан были гораздо старше его, поэтому Малыш никак не мог обойтись без лучшего друга.  И хотя у него была собака — изумительный щенок Бимбо, — Карлсон ему был совершенно необходим.

— Я думаю, что и Карлсон не может обойтись без Малыша, — сказала мама.

Но с самого начала мама и папа решили никому не говорить о существовании Карлсона.  Они прекрасно понимали, что будет твориться в их доме, если о Карлсоне узнают на телевидении, а газеты и журналы захотят печатать о нем статьи, скажем, под заголовком:  «Карлсон у себя дома».

— Вот будет смешно, — сказал Боссе, — если мы вдруг увидим в каком-нибудь журнале фотографию Карлсона...  Представляешь, он сидит у себя в гостиной, любуется букетом красных роз...

— Заглохни!  — оборвал его Малыш.  — Ты же знаешь, что у Карлсона никакой гостиной нет, у него всего-навсего одна комнатушка, и никаких роз там нет.

Да, все это Боссе знал и сам.  Однажды все они — и Боссе, и Бетан, и мама, и папа — правда, только один раз, видели домик Карлсона.  Они вылезли на крышу через слуховое окно — обычно так лазают только трубочисты, — и Малыш показал им маленький домик за трубой.

Мама немножко испугалась, когда поглядела с крыши вниз, на улицу.  У нее даже закружилась голова, и ей пришлось схватиться рукой за трубу.

— Малыш, обещай мне сейчас же, что ты никогда не полезешь на крышу один, — сказала она.

— Ладно, — буркнул Малыш, подумав.  — Я никогда не полезу на крышу один...  раз я полезу туда с Карлсоном, — добавил он шепотом.

Но мама, видно, не расслышала его последних слов; ну и ладно, пусть она пеняет на себя.  Как она может требовать, чтобы Малыш никогда не бывал у Карлсона?  Мама ведь и понятия не имеет, как весело сидеть в тесной комнатке Карлсона, битком набитой всякими диковинными и чудными вещами.

«А теперь, после этой дурацкой статьи, все, наверное, кончится!»  — с горечью думал Малыш.

— Ты должен предупредить Карлсона, — сказал папа, — пусть будет поосторожней.  Некоторое время ему лучше не летать по Вазастану.  Вы можете играть в твоей комнате, тогда его никто не увидит.

— Но если он начнет безобразничать, я его живо выставлю вон, — добавила мама и протянула Малышу тарелку с кашей.

Бимбо тоже получил свою порцию каши.  Папа попрощался и пошел на работу.  И маме, как выяснилось, тоже надо было уходить.

— Я иду в бюро путешествий, чтобы узнать, нет ли там для нас какого-нибудь интересного маршрута.  Папа на днях уходит в отпуск, — сказала она и поцеловала Малыша.  — Я скоро вернусь.

И Малыш остался один.  Один с Бимбо, с тарелкой каши и со своими мыслями.  И с газетой.  Он придвину ее к себе и стал разглядывать.  Под заметкой о Карлсоне была напечатана фотография огромной белого парохода, который прибыл с туристами в Стокгольм и стоял теперь на якоре в Стремене.  Малыш долго глядел на снимок — белый пароход был невероятно красив!  Как Малышу захотелось подняться на борт этого прекрасного корабля и уплыть куда-нибудь далеко-далеко!

Он старался смотреть только на эту фотографию, но взгляд его то и дело соскальзывал на крупные буквы заголовка:

«Что это: летающий бочонок или нечто другое?»

Малыш очень разволновался.  Необходимо как можно скорее поговорить с Карлсоном, но сделать это надо осторожно, чтобы не испугать его, а то он вдруг улетит и никогда больше не вернется!

Малыш вздохнул.  И нехотя сунул в рот ложку каши.  Но кашу не проглотил, а держал ее на языке, словно желал получше распробовать.  Малыш был маленьким худеньким мальчиком с плохим аппетитом — таких ведь немало.  Он мог часами сидеть перед тарелкой с едой и вяло ковырять ложкой или вилкой, но так и не доесть до конца.

«Что-то каша невкусная, — подумал Малыш.  — Может, будет вкуснее, если добавить сахарку...»  Он потянулся за сахарницей, но в эту минуту услышал гул мотора у окна, и тут же в кухню влетел Карлсон.

— Привет, Малыш!  — крикнул он.  — Ты знаешь, кто лучший в мире друг?  А еще угадай, почему этот друг появился здесь именно сейчас!

Малыш поспешно проглотил кашу, которую так долго держал во рту.

— Лучший в мире друг — это ты, Карлсон!  Но я не знаю, почему ты прилетел именно сейчас.

— Чур, гадать до трех раз!  — сказал Карлсон.  — Может, потому что я соскучился по тебе, глупый мальчишка?  Может, я попал сюда по ошибке, а собирался вовсе слетать в Королевский парк?  А может, я почуял, что здесь пахнет кашей?  Раз, два три, говори, не задерживайся!..

Малыш засиял.

— Наверное, потому что ты по мне соскучился, — сказал он смущенно.

— А вот и нет!  И в Королевский парк я тоже лететь не собирался.  Так что гадать тебе больше нечего.

«Королевский парк!  — с ужасом подумал Малыш.  — Туда Карлсону никак нельзя лететь.  Да и вообще ему нельзя туда, где полным-полно народа, где его увидят.  Придется ему это сейчас объяснить».

— Слушай, Карлсон...  — начал Малыш и тут же умолк, потому что вдруг заметил, что Карлсон чем-то явно недоволен.

Он угрюмо глядел на Малыша и чмокал губами.

— Приходишь голодный как пес, — ворчал Карлсон, — а этот сидит себе как ни в чем не бывало перед полной тарелкой каши, вокруг шеи у него повязана салфетка, и он бубнит себе под нос, что надо съесть ложку за маму, ложку за папу, ложку за тетю Августу...

— За какую тетю Августу?  — спросил Малыш, сгорая от любопытства.

— Понятия не имею, — ответил Карлсон.

— Так зачем же есть кашу за ее здоровье?  — рассмеялся Малыш.

Но Карлсону было не до смеха.

— Ах, вот как!  Значит, твой друг должен умереть с голоду только потому, что ты не знаешь каких-то там старых теток, которые живут где-то у черта на рогах!

Малыш вскочил, вынул из буфета тарелку и сказал Карлсону, чтобы он сам положил себе сколько хочет.  Все еще мрачный как туча, Карлсон взял кастрюлю и принялся накладывать кашу в тарелку.  Он накладывал и накладывал, а когда выскреб все до дна, стал водить указательным пальцем по стенке кастрюли, отколупывая и то, что прилипло.

— У тебя не мама, а золото, — сказал Карлсон, — жаль только, что она такая жадная.  Никогда не видел, чтобы варили так мало каши.

Только после того как вся каша до последней крупинки оказалась у Карлсона в тарелке, он приступил к еде, да так, что за ушами трещало.  На несколько минут все звуки в кухне заглушило громкое чавканье, которое всегда раздается, когда кто-нибудь очень жадно уплетает кашу.

— К сожалению, за здоровье тети Августы уже съесть нечего, — заявил Карлсон и вытер ладонью рот.  — Но что я вижу!  Здесь есть булочки!  Спокойствие, только спокойствие.  Милая тетя Августа, все в порядке, живи спокойно-преспокойно в своем далеком городке Тумбе или где хочешь.  Я съем за твое здоровье вместо каши две булочки.  А может, даже три...  или четыре...  или пять!

Пока Карлсон заглатывал одну за другой булочки, Малыш тихо сидел и обдумывал, как ему поумнее предостеречь своего друга.  «Может, правильнее всего просто дать Карлсону газету?  Пусть сам все прочтет», — решил он и после некоторого колебания придвинул газету к Карлсону.

— Погляди-ка на первую страницу, — сказал Малыш мрачно.

Карлсон поглядел.  И надо сказать, с большим интересом, а потом ткнул пухлым пальчиком в фотографию белого парохода.

— Ба-бах!  Пароход перевернулся!  — воскликну он.  — Катастрофа за катастрофой!

— Да ты же держишь газету вверх ногами, — мягко сказал Малыш.

Он давно подозревал, что Карлсон не умеет читать.  Но Малыш был добрым мальчиком, он никого не хотел обижать, и, уж конечно, не хотел обижать Карлсона, поэтому он не стал кричать:  «Ха-ха-ха, ты не умеешь читать!»  — а молча перевернул газету так, что Карлсон тут же увидел, что никакого несчастья не произошло.

— Но здесь написано про другое несчастье, — сказал Малыш.  — Послушай только!

И он прочел вслух про летающий бочонок и про спутника-шпиона, которого необходимо было поймать, и про вознаграждение, назначенное газетой, — всю заметку от начала до конца...

— «Доставьте его в редакцию, и вы получите указанную сумму», — закончил он чтение и вздохнул.

Но Карлсон не вздыхал, совсем наоборот, он был в восторге.

— Гоп-гоп!  — выкрикивал он и прыгал на месте от радости.  — Гоп-гоп, можно считать, что спутник-шпион уже пойман!  Звони в редакцию и скажи, что я приду к ним после обеда.

— Что ты задумал?  — с испугом спросил Малыш.

— Знаешь кто лучший в мире охотник за спутниками-шпионами?  — И Карлсон с гордым видом ткнул себя пальцем в грудь.  — Вот он, грозный Карлсон!  Никто не спасется, когда я лечу со своим большим сачком.  Раз спутник-шпион кружится где-то здесь, в районе Вазастана, я до вечера наверняка поймаю его сачком...  Кстати, у тебя есть чемодан, чтобы нам унести десять тысяч?

Малыш вновь вздохнул.  Все оказалось куда сложнее, чем он думал.  Карлсон ничего не подозревал.

— Милый Карлсон, неужели ты не догадался, что «летающий бочонок» — это ты, что это они за тобой охотятся?  Теперь понял?

Карлсон очередной раз подпрыгнул от радости, и вдруг до него дошел смысл этих слов.  В горле у него что-то заклокотало, словно он поперхнулся, и он окинул Малыша яростным взглядом.

— «Летающий бочонок»!  — завопил он.  — Ты меня обзываешь летающим бочонком!  Ты, мой лучший друг!

Он вскинул руки, чтобы казаться как можно длиннее, и одновременно втянул живот.

— Ты, я вижу, забыл, — начал он свысока, — что я красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.  Так или не так?

— Конечно, Карлсон, т-так...  — залепетал Малыш, заикаясь от волнения.  — Но я не виноват, что они это пишут в газете.  А они имеют в виду тебя, это точно.

Карлсон злился все больше и больше.

— «Кому посчастливится поймать этот таинственный предмет...»  — с горечью повторил он снова слова заметки.  — «Предмет»!  — выкрикнул он, окончательно выходя из себя.  — Кто-то смеет обзывать меня предметом!  Я этому гаду так врежу по переносице, что у него глаза на лоб полезут!

И Карлсон сделал несколько маленьких, но угрожающих прыжков в сторону Малыша.  И зря.  Потому что Бимбо тут же вскочил.  Уж он-то никому не позволит тронуть Малыша.

— Бимбо, на место, успокойся!  — скомандовал Малыш.

И Бимбо послушался, только поворчал немного, чтобы Карлсон понял, что он на страже.

А Карлсон сел на скамеечку.  Вид у него был мрачный и невыразимо печальный.

— Я так не играю, — сказал он.  — Я так не играю, раз ты такой злой и называешь меня предметом, и натравливаешь на меня своих дурацких собак.

Малыш совсем растерялся.  Он не знал, что сказать что сделать.

— Я не виноват, что так пишут в газете, — пробормотал он снова и умолк.

Карлсон тоже молчал и с печальным видом сидел на скамеечке.  В кухне воцарилась тягостная тишина.  И вдруг Карлсон громко расхохотался.  Он вскочил со скамеечки и добродушно ткнул Малыша кулачком в живот.

— Уж если я предмет, то, во всяком случае, самый лучший в мире предмет, который стоит десять тысяч крон!  Понял?  Да?

Малыш тоже стал смеяться — от радости, что Карлсон снова развеселился.

— Да, это верно, — подтвердил он, — ты стоишь десять тысяч крон.  Думаю, мало кто стоит так дорого.

— Никто в мире, — твердо заявил Карлсон.  — Спорим, что такой вот глупый мальчишка, как ты, стоит не больше ста двадцати пяти крон.

От избытка чувств он нажал стартовую кнопку на животе, взмыл к потолку и с радостными воплями сделал несколько кругов вокруг лампы.

— Гей-гоп!  — кричал он.  — Вот летит Карлсон, который стоит десять тысяч крон!  Гей-гоп!

Малыш решил махнуть на все рукой.  Ведь Карлсон на самом деле вовсе не был шпионом — значит, его могут задержать только за то, что он Карлсон.  Малыш вдруг понял, что мама и папа испугались не за Карлсона, а за свой покой.  Они просто боялись, что если все будут ловить Карлсона, то скрывать его существование уже не удастся.  Малышу показалось, что Карлсону всерьез ничего не угрожает.

— Тебе нечего бояться, Карлсон, — сказал он, стараясь его успокоить.  — Тебе ничего не могут сделать за то, что ты — это ты.

— Конечно, каждый имеет право быть Карлсоном, — подхватил Карлсон.  — Хотя до сих пор нашелся только один такой хороший и в меру упитанный экземпляр.

Они снова стояли рядом посреди комнаты Малыша, и Карлсон с надеждой и нетерпением оглядывался по сторонам.

— Нет ли у тебя новой паровой машины, которую мы могли бы взорвать?  Или еще чего-нибудь интересного?  Главное, чтобы загрохотало вовсю.  Давай устроим сейчас немыслимый грохот.  Я хочу позабавиться: а то я не играю, — сказал он, и в ту же секунду взгляд его упал на пакетик, который лежал на столе у Малыша.

Он кинулся на него, словно коршун на добычу.  Мама положила Малышу этот пакетик вчера вечерером, а в нем был прекрасный персик.  И вот теперь этот персик Карлсон жадно сжимал пухленькими пальцами.

— Мы его разделим, ладно?  — торопливо предложил Малыш.  Он тоже любил персики и знал, что нельзя зевать, если хочешь его хоть попробовать.

— Хорошо, — согласился Карлсон, — разделим!  Я возьму себе персик, а ты — пакетик.  Учти, я уступаю тебе лучшую часть: с пакетиком можно знаешь сколько интересных штук придумать!

— Нет, спасибо!  — твердо сказал Малыш.  — Мы сперва разделим персик, а потом я тебе охотно уступлю пакетик.

Карлсон неодобрительно покачал головой.

— Никогда еще не встречал таких прожорливых мальчишек, как ты!  — вздохнул он.  — Ну ладно, раз уж ты так настаиваешь...

Чтобы разделить персик, нужен был нож, и Малыш побежал в кухню.  А когда он вернулся с ножом, Карлсон исчез.  Но Малыш тут же услышал, что из-под стола доносилось чавканье и причмокивание, словно кто-то торопливо ел что-то очень сочное.

— Послушай, что ты там делаешь?  — с тревогой спросил Малыш.

Когда Карлсон вылез из-под стола, персиковый сок стекал у него с подбородка.  Он протянул свою пухлую ручку и сунул Малышу большую шершавую темно-красную косточку.

— Заметь, я всегда отдаю тебе самое лучшее, — заявил он.  — Если ты посадишь эту косточку, у тебя вырастет целое персиковое дерево, все увешанное сочными персиками.  Ну, кто самый большой добряк в мире?  Я ведь даже не устраиваю никакого скандала, хоть и получил от тебя только один паршивенький персик!

Но Малыш, если бы и захотел, не успел бы ничего ответить, потому что в мгновение ока Карлсон очутился у окна, где на подоконнике стоял горшок с бегонией и схватил цветок за стебель.

— Я такой добрый, что сам помогу тебе посадить эту косточку, — заявил он.

— Не трогай!  — крикнул Малыш.

Но было уже поздно: Карлсон вырвал бегонию с корнем и вышвырнул в окно.

— Ты что, ты что?!  — завопил Малыш, но Карлсон его не слушал.

— Целое большое персиковое дерево!  Представляешь?  На своем пятидесятилетии ты каждому гостю — каждому-каждому, понял!  — дашь по персику.  Разве это не интересно?

— Но еще интересней будет, когда мама заметит, что ты выбросил ее бегонию, — сказал Малыш.  — И подумай, вдруг сейчас мимо дома шел какой-нибудь старичок и цветок угодил ему как раз по башке.  Что он скажет, как ты считаешь?

— «Спасибо, дорогой Карлсон!»  — вот что он скажет, — уверял Карлсон Малыша.  — «Спасибо, дорогой Карлсон, что ты вырвал бегонию с корнем, а не швырнул ее вниз прямо в горшке...  как этого хотела бы глупая мама Малыша».

— Вовсе она этого не хотела бы!  — запротестовал Малыш.  — Почему ты так говоришь?

Карлсон успел тем временем ткнуть косточку в горшок и теперь энергично засыпал ее землей.

— Нет, хотела!  — не сдавался Карлсон.  — Она, видите ли, не позволяет вытаскивать бегонии из горшка.  А что это может стоить жизни ни в чем не повинному старичку, мирно идущему по улице, — это твою маму не волнует.  «Одним стариком больше, одним меньше — это пустяки, дело житейское, — говорит она, — только бы никто не трогал мою бегонию».  Карлсон гневно глядел на Малыша.  — И в конце концов, если бы я выкинул бегонию с горшком, куда мы посадили бы персиковую косточку?  Подумал ли ты об этом?

Малыш об этом не подумал, поэтому он не знал, что ответить.  Спорить с Карлсоном было нелегко, особенно когда он бывал в настроении спорить.  Но, к счастью, настроение у него менялось каждые пятнадцать минут.  Вот и теперь он вдруг издал какой-то странный, но явно радостный звук, похожий на кудахтанье.

— Мы же забыли про пакет!  — воскликнул он.  — А с пакетом можно отлично позабавиться.

Этого Малыш прежде не знал.

— Ну да?  — удивился он.  — Что же можно сделать с пакетом?

Глаза Карлсона заблестели.

— Издать самый громкий в мире хлюп!  — объявил он.  — Гей-гоп, какой сейчас будет изумительный хлюп!  Вот этим мы и займемся.

Он схватил пакет и со всех ног побежал в ванную комнату.  Малыш, раздираемый любопытством, бросился за ним.  Ему очень хотелось узнать, как делают самый громкий в мире хлюп.

Карлсон стоял, наклонившись над ванной, и наполнял пакет водой.

— Ты глупый, да?  Разве можно лить воду в бумажный пакет?  Неужели ты этого не понимаешь?

— А что такое?  — спросил Карлсон и помахал пакетом с водой у Малыша перед носом, чтобы Малыш воочию убедился, что в бумажный пакет можно лить воду, а потом стремглав кинулся назад в комнату Малыша.

Малыш побежал за ним, полный дурных предчувствий.  И они оправдались...  Карлсон весь высунулся из окна так, что видны были только его толстые короткие, пухленькие ножки.

— Гей-гоп, — завопил он, — погляди вниз, сейчас я произведу самый сильный в мире хлюп!

— Стой!  — крикнул Малыш и тоже лег на подоконник.  — Не надо, Карлсон, не надо!  — молил он испуганно.

Но было уже поздно.  Мешок полетел вниз, и Малыш увидел, как он разорвался, словно бомба, у ног какой-то тетеньки, которая шла в молочное кафе в соседний дом.  И было ясно, что этот самый громкий в мире хлюп ей решительно не понравился.

— Гляди, — сказал Карлсон, — она ахнула, словно мы сбросили горшок с фикусом, а не полтора стакана воды.

Малыш с грохотом захлопнул окно.  Он не хотел, чтобы Карлсон продолжал выбрасывать на улицу разные вещи.

— Я думаю, что этого нельзя делать, — сказал Малыш серьезно, но Карлсон в ответ только расхохотался.

Он несколько раз облетел вокруг лампы и, не переставая хихикать, приземлился возле Малыша.

— «Я думаю, что этого делать нельзя»!  — передразнил он Малыша.  — А что, по-твоему, можно?  Швырнуть вниз пакеты с тухлыми яйцами?  Это тоже одна из странных фантазий твоей мамы?

Карлсон снова взлетел и снова грузно шмякнулся на пол как раз перед Малышом.

— Могу сказать, что вообще ты и твоя мама самые странные люди на свете, но все же я вас люблю.  — Карлсон потрепал Малыша по щеке.

Малыш покраснел, так он был счастлив.  Карлсон его любил, это замечательно!  Да и маму он любил тоже, это ясно, хотя часто плел про нее невесть что.

— Да сам удивляюсь, — подтвердил Карлсон, продолждая похлопывать Малыша по щеке.

Он хлопал его долго и все более и более увлеченно.  Последний хлопок походил уже скорее на пощечину, и тогда Карлсон сказал:

— Ой, до чего же я милый!  Я самый милый в мире!  И я думаю, что поэтому мы сейчас поиграем во что-нибудь совсем милое, ты согласен?

Малыш был, конечно, согласен, и он тут же стал лихорадочно соображать, во что бы такое милое поиграть с Карлсоном.

— Вот, например, — предложил Карлсон, — мы могли бы играть, что стол — это наш плот, на котором мы спасаемся от наводнения...  а оно, кстати, как раз и начинается.

И он показал на струйку воды, которая подтекла под дверь.

У Малыша перехватило дыхание.

— Ты что, не закрыл кран в ванной?  — спросил он с ужасом.

Карлсон наклонил голову и ласково поглядел на Малыша.

— Угадай, закрыл ли я кран или нет!  До трех раз!

Малыш распахнул дверь в прихожую.  Карлсон был прав.  Великое наводнение началось.  Ванная и прихожая были залиты водой, она стояла уже так высоко, что в ней можно было плескаться, если была охота.  А Карлсону была охота.  Он с восторгом прыгнул прямо в воду.

— Гей-гоп!  — кричал он.  — Бывают же дни, когда случаются только прекрасные вещи!

Малыш закрыл кран в ванной и выпустил из нее воду, а потом опустился на стул в прихожей и с отчаянием уставился на пол.

— Ой, — сказал он тихо, — ой, что скажет мама?

Карлсон перестал прыгать в воде и с обидой посмотрел на Малыша.

— Ну знаешь, это уж слишком!  — возмутился он.  — Что же она такая ворчунья, твоя мама!  Несколько ведер самой обыкновенной воды...  есть о чем говорить!

Он снова подпрыгнул, да так высоко, что обрызгал Малыша с головы до ног.

— Приятная водичка, — сказал он.  — А заодно и ножная ванна.  Она что, возражает против мытья ног?

И он еще раз прыгнул, и снова Малыша обдало брызгами.

— Неужели твоя мама никогда не делает ножных ванн?  И все дни напролет швыряет из окон цветочные горшки?  Так, что ли?

Малыш ничего не ответил.  Он думал.  Надо было во что бы то ни стало все убрать до прихода мамы.

— Карлсон, мы должны поскорее...

Он не договорил, а вскочил со стула и помчался на кухню.  И тут же вернулся с половой тряпкой.

— Давай, Карлсон, помогай...  — начал он, но вдруг обнаружил, что Карлсона в комнате нет.

Его не было ни в прихожей, ни в ванной — нигде.  Но все время Малыш слышал гул моторчика.  Он подбежал к окну и увидел, что ввысь взмыло нечто напоминающее толстенькую сардельку.

— Летающий бочонок или нечто другое?  — пробормотал Малыш.

Нет, это был не летающий бочонок, а всего-навсего Карлсон, который возвращался в свой зеленый домик на крыше.

Но тут Карлсон заметил Малыша.  Он спикировал вниз и промчался мимо окна на такой скорости, что воздух засвистел.  Малыш восторженно замахал ему тряпкой, и Карлсон махнул в ответ своей пухленькой ручкой.

— Гей-гоп!  — кричал он.  — Вот летит Карлсон, который стоит десять тысяч крон.  Гей-гоп!

И он улетел.  А Малыш стал собирать тряпкой воду с пола прихожей.

Карлсону повезло, что его не было, когда мама вернулась из бюро путешествий, потому что она всерьез рассердилась и из-за исчезнувшей бегонии, и из-за наводнения, хотя Малыш успел кое-как вытереть пол.

Мама сразу поняла, кто все это натворил, и даже рассказала папе, когда он пришел обедать

— Может, это и нехорошо с моей стороны, — сказала мама, — потому что я к Карлсону за последнее время стала понемногу привыкать, но знаете, я сейчас сама готова заплатить десять тысяч крон, только бы от него отделаться.

— Ой, что ты!  — воскликнул Малыш.

— Ладно, не будем сейчас больше об этом говорить, — сказала мама, — потому что во время еды надо, чтобы было весело.

Мама часто это повторяла:  «Во время еды надо, чтобы было весело».  И Малыш тоже так думал.  А им, право же, всегда было весело, когда они все вместе сидели за столом и болтали о чем попало.  Малыш больше говорил, чем ел, особенно когда на обед была вареная треска, или овощной суп, или селедочные котлеты.  Но сегодня мама подала им телячьи отбивные, а на сладкое — клубнику, потому что начались летние каникулы и Боссе и Бетан уезжали из дома.  Боссе — в яхтклуб, учиться парусному спорту, а Бетан — на крестьянский хутор, где много лошадей.  Так что это был прощальный обед, и мама постаралась, чтобы он превратился в маленький пир.

— Не огорчайся, Малыш, — сказал папа.  — Мы тоже уедем втроем — мама, ты и я.

И он рассказал — великая новость!  — что мама была в бюро путешествий и заказала билеты на точно такой же пароход, как тот, что был изображен на фотографии в газете.  Через неделю он уйдет в море, и целых пятнадцать дней они будут плыть на этом огромном белом пароходе и заходить в разные порты.

— Разве это не замечательно?  — спросила мама Малыша.

И папа его спросил.  И Боссе и Бетан тоже.

— Разве это не колоссально, Малыш?

— Ага!  — согласился Малыш.

И он в самом деле думал, что это наверняка будет колоссально.  Но вместе с тем понимал, что что-то во всем этом есть и не очень колоссальное, даже знал что именно: Карлсон!  Как он может бросить Карлсона одного именно в тот момент, когда он действительно ему нужен!  И хотя Карлсон никакой не шпион, а просто Карлсон, опасность ему все равно угрожает, если люди начнут за ним охотиться, чтобы получить десять тысяч крон.  Малыш думал об этом все время, пока вытирал пол после великого наводнения.  Кто знает, что кому может взбрести в голову.  Вдруг они посадят Карлсона в клетку в зоопарке или придумают что-нибудь еще более ужасное.  Во всяком случае они не дадут Карлсону спокойно жить в маленьком домике на крыше.  Уж это точно!

И Малыш решил остаться дома и охранять Карлсона.  Он тут же, еще сидя за столом и уплетая телячью отбивную, объяснил всем, почему он не может никуда ехать.  Боссе расхохотался.

— Карлсон в клетке, это да!..  Ой, представь себе, Малыш, что ты с классом придешь в зоопарк поглядеть на разных зверей и вы будете читать, что написано на табличках.  Вот ты и прочтешь на одной:  «Медведь белый», а на другой:  «Лось сохатый», или:  «Волк степной», или там «Бобер обыкновенный«, и вдруг:  «Карлсон летающий».

— Не смей!  — вскипел Малыш.  Но Боссе продолжал хохотать.

— «Карлсон летающий, просьба этого зверя не кормить».  Представляешь, как бы он озверел, если бы это написали на его клетке!

— Дурак, — сказал Малыш.  — Просто дурак.

— Но, Малыш, пойми, если ты не поедешь, значит и мы не сможем поехать, — сказала мама.

— Спокойно сможете, — возразил Малыш.  — А мы c Карлсоном будем вместе вести хозяйство.

— Ха-ха!  И затопим весь дом, да?  И вышвырнем из окон всю мебель на улицу!  — захохотала Бетан.

— Дура, — сказал Малыш.

На этот раз сидеть за обеденным столом оказалось не так весело, как обычно.  И хотя Малыш был мальчиком милым и добрым, он мог иногда вдруг удивительно заупрямиться.  Вот и сейчас он стал тверд как кремень и не проявлял никакой склонности вести переговоры.

— Но послушай, Козленок...  — начал было папа, но так и не смог докончить, потому что в эту минуту что-то опустили в почтовый ящик на двери и Бетан выскочила из-за стола, даже не попросив разрешения.  Она ждала письмо от какого-то длинноволосого мальчишки, поэтому пулей вылетела в прихожую, В ящике и в самом деле лежало письмо, но не Бетан от длинноволосого мальчишки, а папе от дяди Юлиуса, который был совершенно лысый.

— Во время еды должно быть весело, — сказал Боссе.  — А это значит, что во время еды не должны приходить письма от дяди Юлиуса.

Дядя Юлиус был дальним родственником папы и раз в год приезжал в Стокгольм, чтобы посоветоваться со своим врачом и погостить у Свантесонов.  Дядя Юлиус не желал жить в гостинице, он считал, что это слишком дорого.  Впрочем, денег у него было очень много, но он не любил их тратить.

Никто у Свантесонов не радовался приезду дяди Юлиуса.  И меньше всех папа.  Но мама всегда при этом говорила:

«Ты ведь его единственный родственник, у него никого нет, кроме тебя, его просто жаль.  Мы должны быть добры к бедному дяде Юлиусу».

Но стоит бедному дяде Юлиусу прожить в доме дня два, мучить детей своими непрерывными замечаниями, привередничать за столом и ныть по всякому поводу, как у мамы на лбу появляется складка и она становится такой же молчаливой и напряженной, каким всегда бывал папа с той самой минуты, как дядя Юлиус переступал порог их дома.  А Боссе и Бетан так стараются не попадаться на глаза старику, что почти не бывают дома, когда он у них гостит.

«Только Малыш к нему добр», — говорила мама.

Но и у Малыша стало иссякать терпение, и когда дядя Юлиус гостил у них в прошлый раз, он нарисовал его портрет в своем альбоме, а под рисунком написал:  «Болван».

Дядя Юлиус случайно увидел этот рисунок и сказал:

«Плохо ты нарисовал лошадь».

Ну конечно, дядя Юлиус считал, что все все делают плохо.  Короче, это уж точно был нелегкий гость, и, когда он уложил наконец свои вещи в чемодан и уехал домой, в Вестергетланд, Малышу показалось, что дом вдруг расцвел и в комнатах зазвенела веселая музыка.  Все стали оживленны и общительны, словно случилось что-то очень приятное, а ведь на самом-то деле ничего не случилось, просто уехал бедный дядя Юлиус.

И вот теперь, как было написано в письме, он снова собирался приехать и пробыть у них никак не меньше двух недель.  Пусть они не беспокоятся, он уверен, что приятно и с пользой проведет это время, тем более что доктор предписал ему курс уколов и массаж: по утрам у него почему-то немеет тело.

— Ну вот, в кои это веки собрались попутешествовать...  — вздохнула мама.  — А Малыш не хочет с нами ехать, да еще приезжает в гости дядя Юлиус!

Но тут папа стукнул кулаком по столу и сказал, что лично он непременно отправится в путешествие и во что бы то ни стало возьмет с собой маму, даже если ему для этого придется ее похитить.  А Малыш может поступать, как ему вздумается: захочет — поедет с ними, нет — останется дома.  Пусть сам решает.  Что же касается дяди Юлиуса, то он волен приезжать и жить у них в квартире и ходить к докторам столько, сколько его душе угодно, а если ему это не подходит, может с тем же успехом остаться у себя в Вестергетланде, во всяком случае — папа это заявил со всей определенностью — он отправится в положенный день на пристань, сядет на пароход, и даже десять дядей Юлиусов его не остановят.

— Да, конечно, — сказала мама, — но все это надо как следует обдумать.

А когда мама все обдумала, то сказала, что попросит фрекен Бок: может быть, она согласится помогать по хозяйству двум упрямым холостякам — Малышу и дяде Юлиусу.

— Не двум, а трем, — сказал папа.  — Третьего упрямого холостяка зовут Карлсон, который живет на крыше.  Не забудьте про Карлсона, ведь он будет торчать здесь целыми днями.

Боссе так хохотал, что чуть не свалился со стула.

— Домомучительница, дядя Юлиус и Карлсон — вот какая компания подобралась!

— И плюс Малыш.  Не забывайте про него, пожалуйста, — сказала Бетан.

Она обхватила Малыша обеими руками и с неподдельным изумлением поглядела ему в глаза.

— Ведь бывают же на свете такие люди, как мой младший брат!  — сказала она.  — Он отказывается от замечательного путешествия с мамой и папой ради того, чтобы остаться дома в обществе домомучительницы, дяди Юлиуса и Карлсона, который живет на крыше.

— Раз у тебя есть лучший друг, его нельзя бросать.

Не думайте, что Малыш не понимал, как ему будет трудно!  Немыслимо трудно будет с Карлсоном, который начнет летать вокруг дяди Юлиуса и фрекен Бок.  Нет, что и говорить, кто-нибудь должен остаться дома и все распутывать.

— И этим «кто-нибудь» буду я, больше некому понимаешь, Бимбо?  — сказал Малыш, когда он уже лежал в постели, а рядом, в корзинке, сопел Бимбо.

Малыш протянул указательный палец и почесал Бимбо под ошейником.

— А теперь нам лучше всего поспать, — сказал он, — утро вечера мудренее.

Но тут послышался шум мотора, и в комнату влетел Карлсон.

— Ну и история со мной приключилась!  — воскликнул он.  — Решительно все надо самому держать в голове: если что забудешь — конец, рассчитывать не на кого!..

Малыш сел в кровати.

— А что ты забыл?

— Я забыл, что у меня день рождения!  Весь длинный сегодняшний день у меня, оказывается, день рождения, я просто об этом совершенно забыл, и никто, никто не сказал:  «Поздравляю тебя, дорогой Карлсон».

— Не понимаю, — удивился Малыш, — как у тебя может быть день рождения сегодня, восьмого июня?  Я же помню, что у тебя день рождения в апреле.

— Точно, был, — подтвердил Карлсон.  — Но день рождения должен у меня быть всегда в один и тот же день, когда есть столько других прекрасных дней.  Восьмого июня, например, — вполне прекрасный день, почему же мне его не выбрать для дня рождения.  Может, ты против?

Малыш рассмеялся.

— Нет, я «за»!  Пусть у тебя будет день рождения всегда, когда тебе хочется.

— Тогда, — начал Карлсон и умильно склонил голову набок, — тогда я попрошу дать мне мои подарки.

Малыш вылез из постели в глубокой задумчивости.  Не так-то легко было тут же найти для Карлсона подходящий подарок, но он решил все же попробовать.

— Сейчас погляжу у себя в ящиках, — сказал он.

— Хорошо, — согласился Карлсон и приготовился терпеливо ждать.  Но тут взгляд его упал на цветочный горшок, в который он посадил персиковую косточку.  Недолго думая Карлсон кинулся к горшку и пальцем быстро выковырял косточку из земли.  — Нужно посмотреть, растет она или нет.  Ой, гляди, по-моему, она стала намного больше, — отметил он и, снова сунул косточку в землю, обтер грязные пальцы о пижаму Малыша.  — Лет через двадцать тебе будет здорово, — сказал он.

— Почему?  — удивился Малыш.

— Потому что ты сможешь спать днем в тени персикового дерева!  Здорово, правда?  Да, кровать тебе, конечно, придется выбросить, мебель вообще как-то не подходит к персиковому дереву...  Так, а где мои подарки?

Малыш вытащил одну из своих маленьких машинок, но Карлсон покачал головой.  Тогда Малыш показал ему сперва игру-головоломку, потом «Конструктор», потом мешочек с разноцветными камушками, но Карлсон всякий раз молча качал головой.  И тогда Малыш наконец догадался, что Карлсон хочет получить: пистолет!  Он давно уже лежал в верхнем ящике письменного стола в спичечном коробке.  Это был самый маленький в мире пистолет и, конечно, самый прекрасный.  Папа привез его Малышу из-за границы, и Кристер, и Гунилла в свое время ему очень завидовали, потому что они в жизни не видели таких малюсеньких пистолетов.  Он выглядел точь-в-точь как самый настоящий, а стрелял почти так же громко, как большой.  Совершенно непонятно, говорил папа, как эта малютка может так громко стрелять.

— Будь осторожен и не стреляй, а то люди вокруг будут пугаться, — сказал папа, когда положил эту крохотульку Малышу на ладонь.

По понятной причине Малыш решил тогда не показывать этот пистолетик Карлсону.  Впрочем, Малыш и сам знал, что не очень красиво с его стороны таить от друга игрушку.  Да к тому же это оказалось бессмысленным, потому что Карлсон сам обнаружил пистолетик, когда рылся в его ящике.

Карлсону этот пистолетик, конечно, тоже необычайно понравился.  «Может, поэтому он и решил устроить себе сегодня день рождения», — подумал Малыш и, глубоко вздохнув, достал коробок из ящика.

— Поздравляю тебя, дорогой Карлсон!  — сказал он.

Карлсон издал дикий вопль, бросился к Малышу и поцеловал его в обе щеки, потом открыл коробок и с радостным кудахтаньем вынул пистолетик.

— Ты лучший в мире друг!  — сказал он.

И Малыш вдруг почувствовал себя счастливым, таким счастливым, словно у него было еще сто таких пистолетиков.

— Понимаешь, — сказал Карлсон, — он мне в самом деле нужен.  Сегодня вечером.

— Зачем?  — с тревогой спросил Малыш.

— Чтобы, лежа в постели, считать овец, — объяснил Карлсон.

Тут надо сказать, что Карлсон не раз жаловался Малышу, что плохо спит.

— По ночам, правда, я сплю как убитый, — говорил он.  — И по утрам тоже.  Но вот после обеда я лежу и ворочаюсь и не могу сомкнуть глаз.

Тогда-то Малыш и научил его, как надо бороться с бессонницей.  Если вам не удается сразу заснуть, то нужно притвориться спящим и представить себе, что видишь стадо овец, которые прыгают через заборчик.  И всех овец надо пересчитать одну за одной, как раз в момент, когда они взлетают над заборчиком, и в конце концов сон тебя обязательно одолеет.

— Понимаешь, я никак не мог заснуть сегодня вечером, — сказал Карлсон.  — Я лежал и считал овец.  И вот среди них была одна паршивая овца, которая никак не хотела прыгать, ну никак.

Малыш рассмеялся.

— Почему она не хотела прыгать?

— Чтобы меня помучить.  Стоит себе у заборчика, переминается с ноги на ногу и ни с места.  Тогда я подумал, что, если бы у меня был пистолет, я заставил бы ее прыгнуть.  И вспомнил, что у тебя, Малыш, в ящике письменного стола лежит маленький пистолетик, и тогда я решил, что сегодня у меня день рождения, — сказал Карлсон и радостно потрогал пистолетик.

Конечно, Карлсон тут же захотел испытать свой подарок.

— Проверка!  — сказал он.  — Сейчас как бабахну, знаешь, как будет весело!  А не то я не играю.

Но Малыш сказал очень твердо:

— Нет!  Мы перебудим весь дом.

Карлсон пожал плечами.

— Ну и что ж?  Пустяки, дело житейское!  Снова заснут.  А если у них нет овец, чтобы считать, я им одолжу своих.

Но Малыш уперся и ни за что не соглашался на испытание пистолета.  Тогда Карлсон придумал такой выход.

— Мы полетим ко мне, — заявил он.  — Все равно ведь надо отпраздновать мой день рождения...  Не найдется ли у вас пирога?

Но пирога на этот раз не было, а когда Карлсон стал ворчать, Малыш сказал, что это, мол, пустяки, дело житейское.

— Запомни, — строго оборвал его Карлсон.  — «Пустяки, дело житейское» про пироги не говорят.  Но делать нечего, попробуем обойтись булочками.  Беги и неси все, что найдешь!

Малыш пробрался в кухню и вернулся, нагруженный булочками.  Мама разрешила ему в случае необходимости давать Карлсону булочку-друтую.  А сейчас необходимость в этом была.

Правда, мама не разрешала летать с Карлсоном на крышу, но об этом Малыш совсем забыл и искренне удивился бы, если бы кто-нибудь ему об этом напомнил.  Он привык летать с Карлсоном и совсем не боялся, и даже сердце у него не екало, когда он, обхватив Карлсона руками за шею, стремительно взлетал ввысь, прямо к домику на крыше.

Таких июньских вечеров, как в Стокгольме, не бывает нигде.  Нигде в мире небо не светится этим особым светом, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими прозрачными, такими синими, что город и небо, отраженные в блеклых водах залива, кажутся совсем сказочными.

Такие вечера словно специально созданы для празднования дней рождения Карлсона в его домике на крыше.  Малыш любовался сменой красок на небе, а Карлсон не обращал на это никакого внимания.  Но когда они сидели вот так рядышком на крылечке, уплетали булочки и запивали их соком, Малыш ясно понимал, что этот вечер совсем не похож на другие вечера.  А Карлсон так же ясно понимал, что эти булочки совсем не похожи на другие булочки, которые печет мама Малыша.

«И домик Карлсона не похож ни на один домик в мире», — думал Малыш.  Нигде нет такой уютной комнаты, и такого крылечка, и такого удивительного вида вокруг, и нигде не собрано вместе столько удивительных и на первый взгляд бессмысленных вещей, как здесь: Карлсон, как белка, набивал свой домик бог знает чем.  Малыш не имел понятия, где Карлсон раздобыл все эти предметы.  Большинство своих сокровищ Карлсон развешивал по стенам, чтобы их легко было найти в нужный момент.

— Видишь, какой у меня порядок.  Все-все висит слева, кроме инструментов, а инструменты — справа, — объяснил Карлсон Малышу.  — И картины тоже.

Да, на стене у Карлсона висели две прекрасные картины.  Малыш очень любил на них смотреть.  Их нарисовал сам Карлсон.  На одной в самом углу листа была нарисована крошечная крылатая козявка, и картина называлась «Очень одинокий петух».  На другой была изображена лисица, но картина при этом называлась «Портрет моих кроликов».

— Кроликов не видно, потому что они все у лисицы в животе, — пояснял Карлсон.

Набив рот булочкой, Карлсон сказал:

— Когда у меня будет время, я нарисую третью картину:  «Портрет маленькой упрямой овцы, которая не хочет прыгать».

Но Малыш слушал его рассеянно, у него кружилась голова от звуков и запахов летнего вечера.  Он уловил аромат цветущих лип с их улицы, слышал стук каблуков о плиты тротуара — много людей гуляло в этот ясный вечер.  «Какой летний звук!»  — подумал Малыш.  Вечер был совсем тихий, и каждый шорох из соседних домов доносился до него удивительно отчетливо: люди болтали, и кричали, и пели, и бранились, и смеялись, и плакали — все вперемешку.  И никто из них не знал, что на крыше высокого дома сидит мальчишка и вслушивается в это сплетение звуков, как в самую настоящую музыку.

«Нет, они не знают, что я сижу здесь с Карлсоном, и что мне так хорошо, и что я жую булочки и пью сок», — подумал счастливый Малыш.

Вдруг в ближайшей к ним мансарде раздались какие-то вопли.

— Слыхал?  Это мои хулиганы-сороканы, — объяснил Карлсон.

— Кто?..  Кто?  Филле и Рулле?

Малыш тоже знал Филле и Рулле.  Это были самые отпетые хулиганы и воры во всем Вазастане.  Они тащили все, что плохо лежало.  Словно сороки.  Поэтому Карлсон их звал «хулиганы-сороканы».  Год назад они как-то вечером забрались в квартиру Свантесонов, чтобы обокрасть ее, но Карлсон тогда поиграл с ними в привидения и так их напугал, что они это, верно, и по сей день не забыли.  Даже серебряной ложечки им не удалось унести.

Когда Карлсон услышал вопли Филле и Рулле в мансарде, он решил вмешаться.

— Я думаю, сейчас самое время их немного попугать, — сказал он.  — А не то мои хулиганы-сороканы отправятся на охоту за чужими вещами.

И они двинулись по скату крыши к мансарде жуликов.  Малыш не предполагал, что можно так ловко прыгать на коротких толстых ногах: угнаться за Карлсоном было просто невозможно, тем более Малышу, который не так уж часто прыгал по крышам, но он изо всех сил старался не отстать от своего друга.

— Хулиганы-сороканы отвратительные типы, — сказал Карлсон, перепрыгивая с выступа на выступ.  — Когда я себе что-нибудь беру, я всегда плачу за это пять эре, потому что я самый честный на свете.  Но скоро у меня кончится запас пятиэровых монеток, и что я тогда буду делать, если мне захочется что-нибудь себе взять?..  Просто не знаю...

Окно мансарды Филле и Рулле было открыто, хоть и завешено занавеской.  Крик там стоял невообразимый.

— Давай поглядим, чего это они так развеселились, — сказал Карлсон, отодвинул занавеску и заглянул в комнату.  Потом он пустил на свое место Малыша.  И Малыш увидел Филле и Рулле.  Они расположились прямо на полу, а перед ними была разложена газета.  Видимо, в такое неистовство их приводило то, что они читали.

— Отхватить десять тысяч просто так, за здорово живешь, представляешь!  — орал Рулле.

— И к тому же летает он здесь, у нас, в Вазастане!  Поздравь меня с праздником, Рулле!  — орал Филле и корчился от смеха.

— Послушай, Филле, — сказал Рулле, — я знаю одного парня, которому охота получить десять тысяч крон, ха-ха-ха!

Когда Малыш понял, о чем они говорят, он побледнел от страха, но Карлсон только захихикал.

— А я знаю одного парня, которому охота позабавиться, — сказал он и вытащил пистолетик.

Выстрел прогремел по крыше.

— Откройте, полиция!  — произнес Карлсон строгим голосом.

Рулле и Филле вскочили как встрепанные.

— Нулле, рас нет!  — закричал Филле.

Он хотел сказать:  «Рулле, нас нет», но когда он.  пугался, он всегда путал буквы в словах.

— Ксорее в робгарде!  — скомандовал он, и они оба спрятались в гардеробе и притворили за собой створку, словно их и не было вовсе.

— Филле и Рулле нет дома, они просили передать, что их нет, они ушли!  — раздался вдруг испуганный голос Филле.

Карлсон и Малыш вернулись назад и снова уселись на крыльцо, но Малышу уже не было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обеспечить безопасность Карлсона, особенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле.  А тут еще в доме будут фрекен Бок и дядя Юлиус...  ах да, он ведь совсем забыл рассказать об этом Карлсону!

— Слушай, Карлсон...  — начал Малыш.

Но Карлсон его не слушал.  Он вовсю уплетал булочки и запивал их соком из маленького голубенького стаканчика, который прежде принадлежал Малышу, — он подарил его Карлсону три месяца тому назад на его прошлый день рождения.  Карлсон держал стаканчик обеими руками, как держат маленькие дети, а когда все выпил, стал его катать по полу, тоже как это делают маленькие дети.

— Ой!  — вырвалось у Малыша, потому что это был маленький голубой стаканчик и ему не хотелось, чтобы он разбился.

Но он и не разбился: Карлсон очень ловко придерживал его большими пальцами ног.  Дело в том, что Карлсон снял башмаки и из его драных носков в красную полоску торчали большие пальцы.

— Послушай, Карлсон...  — снова начал Малыш.

Но Карлсон его тут же перебил:

— Вот ты умеешь считать.  Прикинь-ка, сколько стоят мои большие пальцы, если всего меня оценили в десять тысяч крон.

Малыш рассмеялся.

— Не знаю.  Ты что, продавать их собираешься?

— Да, — сказал Карлсон.  — Тебе.  Уступлю по дешевке, потому что они не совсем новые.  И, пожалуй...  — продолжал он, подумав, — не очень чистые.

— Глупый, — сказал Малыш, — как же ты обойдешься без больших пальцев?

— Да я и не собираюсь обходиться, — ответил Карлсон.  — Они останутся у меня, но будут считаться твоими.  А я их у тебя вроде как одолжил.

Карлсон положил свои ноги Малышу на колени, чтобы Малыш мог убедиться, насколько хороши его большие пальцы, и убежденно сказал:

— Подумай только, всякий раз, как ты их увидишь, ты скажешь самому себе:  «Эти милые большие пальцы — мои».  Разве это не замечательно?

Но Малыш решительно отказался от такой сделки.  Он просто пообещал отдать Карлсону свои пятиэро-вые монетки — все, что лежали в его копилке.  Ему не терпелось рассказать Карлсону то, что он должен был рассказать.

— Послушай, Карлсон, — сказал он, — ты можешь отгадать, кто будет за мной присматривать, когда мама и папа отправятся путешествовать?

— Я думаю, лучший в мире присмотрщик за детьми, — сказал Карлсон.

— Ты что, имеешь в виду себя?  — на всякий случай спросил Малыш, хотя и так было ясно, что Карлсон имел в виду именно это.

И Карлсон кивнул в подтверждение.

— Если ты можешь мне указать лучшего присмотрщика, чем я, получишь пять эре.

— Фрекен Бок, — сказал Малыш.

Он боялся, что Карлсон рассердится, когда узнает, что мама вызвала фрекен Бок, когда лучший в мире присмотрщик за детьми находился под рукой, но, странным образом, Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.

— Гей-гоп!  — Вот и все, что он сказал.  — Гей-гоп!

— Что ты хочешь сказать этим «гей-гоп»?  — с каким-то смутным беспокойством спросил Малыш.

— Когда я говорю «гей-гоп», то я и хочу сказать «гей-гоп», — заверил Карлсон Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.

— И дядя Юлиус тоже приедет, — продолжал Малыш.  — Ему нужно посоветоваться с доктором и лечиться, потому что по утрам у него немеет тело.

И Малыш рассказал Карлсону, какой тяжелый характер у дяди Юлиуса и что он проживет у них все время, пока мама и папа будут плавать на белом пароходе, а Боссе и Бетан разъедутся на каникулы кто куда.

— Уж не знаю, как все это получится, — с тревогой сказал Малыш.

— Гей-гоп!  Они проведут две незабываемые недели, поверь мне, — сказал Карлсон.

— Ты про кого?  Про маму и папу или про Боссе и Бетан?  — спросил Малыш.

— Про домомучительницу и дядю Юлиуса, — объяснил Карлсон.

Малыш еще больше встревожился, но Карлсон похлопал его по щеке, чтобы ободрить.

— Спокойствие, только спокойствие!  Мы с ними поиграем, очень мило поиграем, потому что мы с тобой самые милые в мире...  Я-то во всяком случае.

И он выстрелил над самым ухом Малыша, который от неожиданности даже подпрыгнул на месте.

— И бедному дяде Юлиусу не придется лечиться у доктора, — сказал Карлсон.  — Его лечением займусь я.

— Ты?  — удивился Малыш.  — Да разве ты знаешь, как надо лечить дядю Юлиуса?

— Я не знаю?  — возмутился Карлсон.  — Обещаю тебе, что он у меня в два счета забегает, как конь...  Для этого есть три процедуры.

— Какие такие процедуры?  — недоверчиво спросил Малыш.  — Щекотание, разозление и дуракаваляние, — серьезно сказал Карлсон.  — Никакого другого лечения не потребуется, ручаюсь!

А Малыш с тревогой глядел вниз, потому что из многих окон стали высовываться головы — видно, люди хотели выяснить, кто это стреляет.  И тут он заметил, что Карлсон снова заряжает пистолетик.

— Не надо, Карлсон, прошу тебя, — взмолился Малыш.  — Не стреляй больше!

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал Карлсон.  — Послушай, — продолжил он, помолчав, — я вот сижу и обдумываю одну вещь.  А как по-твоему, может ли домомучительница тоже страдать онемением тела?

Но прежде чем Малыш успел ответить, Карлсон, ликуя, поднял руку с пистолетом над головой и выстрелил.

Резкий звук прокатился по крышам и замер.  В соседних домах загудели голоса: то испуганные, то сердитые, а кто-то крикнул, что нужно вызвать полицию.  Тут Малыш совсем вышел из себя.  Но Карлсон сидел с невозмутимым видом и жевал булочку, уже последнюю.

— Чего это они там расшумелись?  — недоумевал он.  — Разве они не знают, что у меня сегодня день рождения?

Он проглотил последний кусочек булочки и запел песню, милую песенку, которая так хорошо звучала летним вечером.

В тот вечер, когда мама и папа отправились в путешествие, косой дождь барабанил по стеклам и гудел в водосточных трубах.  Ровно за десять минут до их отъезда в квартиру ворвалась фрекен Бок, промокшая до нитки и злая как собака.

— Наконец-то!  — прошептала мама.  — Наконец-то!  Она целый день прождала фрекен Бок и теперь, конечно, нервничала, но фрекен Бок этого не заметила.

— Я не могла прийти раньше.  И в этом виновата Фрида, — хмуро сказала она.

Маме надо было о многом поговорить с фрекен Бок.  Но времени на это уже не было: у подъезда их ждало такси.

— Главное, заботьтесь о мальчике, — сказала мама со слезами на глазах.  — Надеюсь, с ним ничего не случится за время нашего отсутствия.

— При мне никогда ничего не случается, — заверила фрекен Бок, и папа сказал, что он в этом не сомневается.

Он был уверен, что дома все будет в порядке.  А потом папа и мама обняли на прощание Малыша, вышли на площадку и исчезли в лифте...  И Малыш остался один с фрекен Бок.

Она сидела за кухонным столом, большая, грузная, раздраженная, и приглаживала мокрые волосы своими большими, красными руками.  Малыш робко посмотрел на нее и попытался улыбнуться, чтобы показать свое дружелюбие.  Он помнил, что, когда фрекен Бок в первый раз жила у них, он боялся ее и относился к ней сперва очень плохо.  Но теперь ведь все было иначе, надо было скорее радоваться тому, что она здесь, в доме.  И хотя встреча фрекен Бок и Карлсона не предвещала ничего хорошего, Малыш был благодарен домомучительнице за то, что она согласилась у них пожить.  Ведь иначе мама никогда в жизни не разрешила бы ему остаться, чтобы оберегать Карлсона, это уж точно.  Поэтому Малышу хотелось с самого начала вести себя с фрекен Бок хорошо, и он вежливо спросил ее:

— Как поживает Фрида?

Фрекен Бок не ответила, она только фыркнула.  Фрида была сестрой фрекен Бок.  Малыш ее в жизни не видел.  Зато много о ней слышал.  Даже очень много.  От фрекен Бок, которая жила вместе с сестрой Фридой в квартире на Фрейгатен, но они, видно, не очень-то ладили.  Малыш понял, что фрекен Бок была недовольна сестрой, считала ее поведение нескромным и странным.  Все началось с того, что Фрида выступила по телевидению с рассказом о привидениях, а фрекен Бок никак не могла с этим примириться.  Правда, потом ей тоже удалось выступить по телевидению и рассказать всей Швеции свой рецепт приготовления соуса.  Но все же этого оказалось недостаточным, чтобы подчинить себе Фриду: она продолжала вести себя нескромно и странно.  Поэтому фрекен Бок только фыркала в ответ на вопрос Малыша:  «Как поживает Фрида?

— Полагаю, что прекрасно, — все же ответила домомучительница, когда отфыркалась.  — Завела себе жениха, несчастная.

Малыш толком не знал, что на это надо сказать, но что-то обязательно надо было сказать, а ведь ему хотелось быть внимательным.  Поэтому он спросил:

— А у вас, фрекен Бок, тоже есть жених?

Но он явно сделал промах, потому что фрекен Бок резко встала и так при этом двинула стол, что все на нем задребезжало.

— Слава богу, нет!  — сказала она.  — Я и не хочу.  Не всем же быть такими кокетками, как Фрида.

Она умолкла и с таким усердием стала мыть посуду, что брызги летели во все стороны.  Но вдруг она о чем-то вспомнила, с тревогой поглядела на Малыша и спросила:

— Послушай, я надеюсь, что тот невоспитанный толстый мальчишка, с которым ты в тот раз играл, теперь сюда больше не ходит?

Фрекен Бок никак не могла взять в толк, что Карлсон, который живет на крыше, — красивый, умный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.  Она считала, что он — ровесник Малыша, его школьный товарищ, самый обыкновенный озорник.  Что этот озорник почему-то умеет летать, ее не удивляло.  Она думала, что такой моторчик можно купить в игрушечном магазине, были бы только деньги, и все ворчала по поводу того, что теперь так балуют детей.  «Скоро дело дойдет до того, что дошкольники станут на Луну летать», — говорила она.  И вот теперь она вспомнила Карлсона и назвала его «этот невоспитанный, толстый мальчишка»...  Малышу это совсем не понравилось.

— Карлсон вовсе не такой толстый...  — начал он, но тут как раз раздался звонок в дверь.

— О, приехал дядя Юлиус!  — сказал Малыш и побежал открывать.

Но в дверях стоял вовсе не дядя Юлиус, а Карлсон.  Он был мокрый как гусь, под ногами у него уже натекла лужа, а в глазах был немой упрек.

— Летать бог весть куда только потому, что кто-то не подумал оставить окно открытым!  — возмущался Карлсон.

— Да ведь ты же сказал, что тебе пора спать!  — защищался Малыш, потому что Карлсон и в самом деле это сказал.  — Я, правда, не думал, что тебя еще можно ждать сегодня.

— А ты мог все же не терять надежду, — не унимался Карлсон.  — Ты мог бы подумать: а вдруг он все же придет, милый Карлсончик, ой, как это будет хорошо, да, да, вдруг все же придет, потому что захочет встретиться с домомучительницей.  Вот что ты мог бы подумать.

— А ты в самом деле захотел с ней встретиться?  — испуганно спросил Малыш.

— Гей-гоп!  — крикнул Карлсон.  — Еще бы!

Малыш прекрасно понимал, что он не сумеет надолго отсрочить встречу Карлсона с фрекен Бок, но он не был готов к тому, чтобы это произошло прямо в первый же вечер.  Он решил, что поговорит сейчас с Карлсоном, но Карлсон, словно охотничья собака, напавшая на след, неудержимо рвался на кухню.  Малыш все же схватил его за рукав.

— Послушай, Карлсон, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно большую убедительность, — она ведь думает, что ты мой товарищ по школе, и, по-моему, хорошо, чтобы она и дальше так думала.

Карлсон вдруг застыл, а потом в нем что-то заклокотало, как всякий раз, когда он приходил в восторг от новой выдумки.

— Она в самом деле верит, что я хожу в школу?  — переспросил он, ликуя.  И ринулся на кухню.

Фрекен Бок услышала чьи-то приближающиеся шаги.  Она ждала дядю Юлиуса и была немало удивлена, что пожилой господин так стремительно скачет по коридору.  Исполненная любопытства, глядела она на дверь: ей казалось, что дядя Юлиус должен быть очень представителен и элегантен.  Когда же дверь с шумом распахнулась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрикнула, словно увидела змею.

Карлсон не заметил ее ужаса.  Двумя прыжками он очутился около нее и с рвением заглянул ей в лицо, выражавшее глубокое неодобрение.

— А ты знаешь, кто у нас в классе первый ученик?  — спросил Карлсон.  — Угадай, кто лучше всех умеет считать, и писать, и...  Кто вообще лучше всех?

— Когда входишь в дом, надо здороваться, — сказала фрекен Бок.  — И меня нисколько не интересует, кто у вас первый ученик.  Уж во всяком случае, не ты, это ясно.

— Спасибо за эти слова, — сказал Карлсон и надулся, но со стороны могло показаться, что он думает.  — Уж в арифметике-то я, во всяком случае, самый сильный, — мрачно сказал он наконец и пожал плечами.  — Пустяки, дело житейское, — добавил он и вдруг весело запрыгал по кухне.  Он вертелся вокруг фрекен Бок и что-то бормотал, и так постепенно родилось что-то вроде песенки:

— Не надо, Карлсон, не надо, — пытался унять его Малыш, но без толку.

Все увлеченней пел Карлсон.  А когда он дошел до слова «отдохнем», раздался выстрел, а вслед за ним — пронзительный крик.  Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрекен Бок.  Малыш сперва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча, с закрытыми глазами, но когда Карлсон снова запел:

Она открыла глаза и сказала зло:

— Ты у меня сейчас таких боссе и бассе получишь дрянной мальчишка, что век помнить будешь!

Карлсон на это ничего не ответил, он только подцепил своим пухленьким указательным пальцем фрекен Бок за подбородок, а потом ткнул в красивую брошь, приколотую у ворота.

— Красивая вещь, — сказал он.  — Где ты ее стянула?

— Карлсон, перестань, прошу тебя!  — в страхе крикнул Малыш, потому что он видел, в каком бешенстве была фрекен Бок.

— Ты всякий...  всякий стыд потерял, — проговорила она, запинаясь, с трудом находя слова, а потом закричала: — Убирайся вон!  Слышишь?  Я сказала: вон!

— Успокойся!  — сказал Карлсон.  — Я ведь только спросил, а когда вежливо задаешь вопрос, то можно надеяться на такой же вежливый ответ.

— Вон!  — кричала фрекен Бок.

— Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь, — сказал Карлсон.  — Не замечала ли ты, что по утрам у тебя немеет тело?  А если замечала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?

Фрекен Бок обвела кухню диким взглядом в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, чтобы швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо подбежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул ее домомучительнице в руки.

— Гей-гоп!  — кричал он, снова бегая по кухне.  — Гей-гоп, вот теперь наконец все начнется!

Но фрекен Бок бросила выбивалку в угол.  Она еще помнила, каково ей пришлось в прошлый раз, когда она гналась за ним с такой вот выбивалкой в руке, и не хотела испытать это снова.

Малыш боялся, что все это плохо кончится, и гадал, сколько кругов Карлсон успеет сделать прежде, чем фрекен Бок сойдет с ума.  «Не так уж много», — решил Малыш и понял, что главное — как можно быстрее увести Карлсона из кухни.  И когда он в одиннадцатый раз промчался с гиканьем мимо него, Малыш схватил его за шиворот.

— Карлсон, — взмолился он, — прошу тебя, пойдем ко мне в комнату!

Карлсон пошел за ним крайне неохотно.

— Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в нее жизнь, какая глупость!  — ворчал он.  — Еще несколько минут, и она стала бы такой же бодрой, веселой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!

Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла.  Малыш тоже подошел, чтобы на нее взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, положил ему руку на плечо и только тогда заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки — должно быть, он долго летал под проливным дождем.

— Неужели ты не мерзнешь, на тебе же сухого места нет?  — спросил Малыш.

Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но он тут же спохватился.

— Конечно, мерзну, — сказал он.  — Но разве это кого-нибудь беспокоит?  Разве кто-нибудь пальцем шевельнет, если лучший друг приходит, промокший до нитки, и у него зуб на зуб не попадает от холода?  Разве кто-нибудь заставит его снять мокрую одежду и наденет пушистый, красивый купальный халат?  Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню, и сварит для него шоколад, и принесет ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споет ему красивую, печальную колыбельную песнь, чтобы он скорее заснул?..  Разве кто-нибудь позаботился о друге?  — заключил свою тираду Карлсон и с упреком посмотрел на Малыша.

— Нет, никто не позаботился, — признался Малыш, и голос его прозвучал так, что казалось, он вот-вот расплачется.

И Малыш со всех ног кинулся делать все то, что, по мнению Карлсона, надо было сделать в этом случае для своего лучшего друга.  Труднее всего было получить у фрекен Бок теплый шоколад и плюшки для Карлсона, но у нее уже не было ни сил, ни времени оказывать дальнейшее сопротивление, потому что она жарила цыпленка по случаю приезда дяди Юлиуса, который мог появиться в любую минуту.

— Сам себе сделай горячий шоколад, если хочешь, — сказала она.

И Малыш прекрасно со всем справился.  Несколько минут спустя Карлсон уже сидел в белом купальном халате в постели Малыша, пил обжигающий шоколад и с аппетитом ел плюшки, а в ванной комнате были развешаны для просушки его рубашки, штаны, белье, носки и даже башмаки.

— Вот что, — сказал Карлсон, — прекрасную, печальную колыбельную можешь не петь, лучше посиди у изголовья моей кровати всю ночь, не смыкая глаз.

— Всю ночь?  — спросил Малыш.

Карлсон не мог ответить.  Он как раз засунул в рот целую плюшку и поэтому только энергично закивал.  Бимбо надрывался от лая.  Ему не нравилось, что Карлсон лежал в постели Малыша.  Но Малыш взял Бимбо на руки и прошептал ему на ухо:

— Я ведь могу лечь на диванчик, понимаешь?  И твою корзинку мы переставим туда.

Фрекен Бок гремела чем-то на кухне, и, когда Карлсон это услышал, он сказал с досадой:

— Она не поверила, что я первый ученик.

— Это неудивительно, — сказал Малыш.

Он ведь давно обнаружил, что Карлсон не умеет толком ни читать, ни писать, ни считать, хотя и похвастался фрекен Бок, что все это он отлично умеет!

— Тебе надо упражняться, — сказал Малыш.  — Хочешь, я научу тебя хоть немного сложению?

Карлсон фыркнул, и брызги шоколада обдали все вокруг.

— А ты хочешь, я научу тебя хоть немного скромности?  Неужели ты думаешь, что я не знаю этого слу...  сла...  Как это называется?

Впрочем, времени для упражнений в устном счете у них все равно не оказалось, потому что именно в этот момент раздался долгий звонок в дверь.  Малыш сообразил, что это может быть только дядя Юлиус, и со всех ног кинулся открывать.  Ему очень хотелось встретить дядю Юлиуса одному — он считал, что Карлсон может спокойно полежать это время в постели.  Но Карлсон так не считал.  Он уже стоял за спиной Малыша, и полы купального халата путались у него в ногах.

Малыш настежь распахнул дверь, и на пороге действительно стоял дядя Юлиус.  В обеих руках он держал по чемодану.

— Добро пожаловать, дядя Юлиус...  — начал Малыш, но окончить ему так и не удалось, потому что раздался оглушительный выстрел и дядя Юлиус как подкошенный повалился на пол.

— Карлсон!  — в отчаянии прошептал Малыш.

Как он жалел теперь, что подарил Карлсону этот пистолетик!  — Зачем ты это сделал?

— Это был салют!  — воскликнул Карлсон.  — Когда приезжают почетные гости, ну, всякое там президенты или короли, их всегда встречают салютом.

Малыш чувствовал себя до того несчастным, что готов был заплакать.  Бимбо дико лаял, а фрекен Бок, которая тоже, услышав выстрел, прибежала, всплеснула руками и принялась охать и причитать над бедным дядей Юлиусом, который лежал неподвижно на коврике у входной двери, словно поваленная сосна в лесу.  Только Карлсон оставался по-прежнему невозмутим.

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал он.  — Сейчас мы его взбодрим.

Он взял лейку, из которой мама Малыша поливала цветы, и стал из нее поливать дядю Юлиуса.  Это действительно помогло, дядя Юлиус медленно открыл глаза.

— Все дождь и дождь, — пробормотал он еще в полузабытьи.  Но когда увидел склоненные над ним встревоженные лица, он совсем очнулся.  — А что...  что, собственно, было?  — спросил он в полном недоумении.

— Был дан салют, — объяснил Карлсон, — хотя для многих лиц церемония салюта теперь сочетается с таким вот душем.

А фрекен Бок занялась тем временем дядей Юлиусом.  Она насухо вытерла его полотенцем и повела в комнату, где он будет жить.  Оттуда доносился ее голос: она объясняла дяде Юлиусу, что этот толстый мальчишка — школьный товарищ Малыша и что всякий раз он придумывает бог знает какие дикие шалости.

— Карлсон!  — сказал Малыш.  — Обещай, что ты никогда больше не будешь устраивать салютов.

— Можете не беспокоиться, — угрюмо буркнул Карлсон.  — Приходишь специально для того, чтобы помочь торжественно и празднично встретить гостей, и никто тебя за это не благодарит, никто не целует в обе щеки и не кричит в восторге, что ты — самый веселый в мире парень.  Никто!  Все вы слабаки, только и норовите в обморок падать!  Плаксы...  Вот вы кто!

Малыш ему не ответил.  Он стоял и слушал, как дядя Юлиус ворчит в своей комнате.  И матрац был жесток, и кровать коротка, и одеяло слишком тонкое...  Одним словом, сразу стало заметно, что дядя Юлиус появился в доме.

— Он никогда ничем не бывает доволен, — сказал Малыш Карлсону.  — Вот разве что самим собой.

— Да я его в два счета от этого отучу, — сказал Карлсон, — ты только попроси меня как следует.

Но Малыш попросил Карлсона как следует только об одном: оставить дядю Юлиуса в покое.

Час спустя дядя Юлиус уже сидел за столом и уплетал цыпленка, а фрекен Бок, Малыш, Карлсон и Бимбо стояли рядом и глядели на него.  «Как король», — подумал Малыш.  Им учительница в школе рассказывала, что, когда короли едят, вокруг стоят придворные и смотрят на них.

Дядя Юлиус был толстый, и вид у него был очень высокомерный и самодовольный.  «Наверно, такой, какой и должен быть у старых королей», — решил Малыш.

— Собаку прочь!  — сказал дядя Юлиус.  — Малыш, ты же знаешь, что я терпеть не могу собак.

— Но Бимбо не делает ничего плохого, — возразил Малыш.  — Он не лает, и вообще он такой милый.

Дядя Юлиус придал своему лицу насмешливое выражение, как, впрочем, всегда, когда собирался сказать что-нибудь неприятное.

— Да, теперь настали такие времена, — сказал он.  — Маленькие мальчики не только не делают то, что им приказано, но еще и возражают взрослым.  Вот как теперь обстоят дела, и мне это решительно не нравится.

До сих пор Карлсон не мог оторвать глаз от цыпленка, но после этих слов он перевел взгляд на дядю Юлиуса и долго смотрел на него в глубокой задумчивости.

— Дядя Юлиус, — проговорил наконец Карлсон, — скажи, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил?

Дядя Юлиус никак не ожидал услышать такой комплимент.  Он очень обрадовался — это было ясно, хотя и попытался виду не подавать.  Он только скромно улыбнулся и сказал:

— Нет, этого мне никто еще не говорил.

— Не говорил, значит?  — задумчиво переспросил Карлсон.  — Тогда почему тебе в голову пришла такая нелепая мысль?

— Карлсон, перестань...  — сказал Малыш с упреком, потому что считал, что Карлсон и в самом деле ведет себя безобразно.

Но тут Карлсон обиделся не на шутку.

— «Карлсон, перестань, Карлсон, перестань, Карлсон, перестань»!  Только это я от тебя и слышу!  — возмутился он.  — Почему ты меня все одергиваешь?  Я не делаю ничего плохого.

Дядя Юлиус строго посмотрел на Карлсона.  Но потом, видимо, решил, что он не заслуживает внимания, и снова занялся цыпленком.  А фрекен Бок все пододвигала ему блюдо и умоляла взять еще кусочек.

— Надеюсь, вам нравится?  — спросила она.

Дядя Юлиус впился зубами в цыплячью ножку, а потом сказал с насмешливым видом:

— Да, спасибо!  Хотя этому цыпленку уж наверняка сровнялось пять лет, зубы позволяют мне это точно определить.

Фрекен Бок вспыхнула и сморщила лоб от обиды.

— У такого цыпленка вообще нет зубов, — сказала она с горечью.

Дядя Юлиус поглядел на фрекен Бок еще более насмешливо.

— Зато у меня они есть, — сказал он.

— Только не ночью, — уточнил Карлсон.

Малыш стал красный как рак.  Ведь это он рассказал Карлсону, что когда дядя Юлиус спит, его зубы лежат в стакане с водой на тумбочке у кровати.

К счастью, фрекен Бок в этот момент разревелась — от обиды, что дядя Юлиус нашел цыпленка жестким.  Ничто на свете не могло причинить ей такого горя, как непризнание ее кулинарного искусства, и теперь она горько плакала.

Дядя Юлиус, конечно, не думал, что она примет это так близко к сердцу.  Он торопливо поблагодарил ее за еду, смущенно встал из-за стола, уселся в качалку, развернул газету и отгородился ею ото всех.

Карлсон в сердцах уставился на него.

— Какие все-таки бывают противные люди!  — воскликнул он и, подбежав к фрекен Бок, стал ее похлопывать по плечу.  — Ничего, ничего, мое золотце, — говорил он, стараясь ее утешить, — жесткий цыпленок — это пустяки, дело житейское.  Разве ты виновата, что так и не научилась жарить цыплят?

Но тут фрекен Бок отпихнула Карлсона от себя с такой силой, что он кубарем пролетел через всю комнату и — раз!  — очутился прямо на коленях у дяди Юлиуса.

— Гей-гоп!  — завопил Карлсон и, не дав дяде Юлиусу опомниться, удобно расположился: он свернулся калачиком и сказал с довольной улыбкой: — Давай играть в дедушку и внучка!  Рассказывай мне сказку, но только, смотри, не очень страшную, а то я испугаюсь.

Дядя Юлиус меньше всего на свете хотел быть дедушкой Карлсона, а кроме того, он увидел что-то интересное в газете.  Поэтому он недолго думая схватил Карлсона за шиворот и поставил на пол.  Повернувшись к фрекен Бок, он громко сказал:

— Знаете, что я сейчас прочел?  — спросил он.  — Будто здесь у вас, в районе Вазастана, летает какой-то спутник-шпион.  Вы слыхали?

Малыш прямо застыл от ужаса.  Только этого еще не хватало!  Почему дяде Юлиусу должна была попасть под руку именно эта злосчастная газета!  Ведь с тех пор прошло уже больше недели!

Однако, к счастью, дядя Юлиус пока только издевался над тем, что было написано в газете.

— Они думают, что им все сойдет с рук, любой бред, — сказал он.  — У них только одна задача — распродать побольше номеров.  Шпион...  неуловим!  Знаем мы эти сказки!  Разве вы, фрекен Бок, хоть разок видели этот таинственный летающий бочонок?

У Малыша перехватило дыхание.  «Если она сейчас расскажет дяде Юлиусу, что этот невоспитанный толстый мальчишка тоже умеет летать, все пропало, — думал Малыш, — во всяком случае, тогда у дяди Юлиуса обязательно возникнут подозрения».

Но фрекен Бок, видно, вовсе не считала, что в самом Карлсоне и в его умении летать есть что-то необычное, кроме того, она все еще так громко всхлипывала, что едва могла говорить.

— Летающий бочонок?  Что-то я ничего об этом не слыхала, — проговорила она наконец, глотая слезы.  — Наверно, обычная газетная утка.

У Малыша вырвался вздох облегчения.  Если бы ему только удалось уговорить Карлсона никогда, никогда, никогда не летать при дяде Юлиусе, то, может, все как-нибудь еще обошлось бы.

Малыш обернулся, чтобы тут же попросить об этом Карлсона, но его словно ветром сдуло.  Малыш забеспокоился и решил немедленно начать поиски, но дядя Юлиус подозвал его к себе.  Он хотел узнать, как у Малыша идут дела в школе, и проверить, силен ли он в устном счете, хотя сейчас были летние каникулы, а значит, не время говорить о занятиях.  Но в конце концов Малышу все же удалось вырваться, и он помчался к себе в комнату посмотреть, не там ли Карлсон.

— Карлсон!  — крикнул он, переступив порог.  — Карлсон, где ты?

— В твоих пижамных штанах, — ответил Карлсон.  — Если только эти две узкие кишки можно назвать штанами!

Он сидел на краю кровати и пытался натянуть на себя штаны, но, как ни старался, ничего не получалось.

— Я дам тебе пижаму Боссе, — сказал Малыш, метнулся в комнату брата и принес оттуда большую пижаму.  Она налезла и на такого толстяка, как Карлсон.  Правда, штанины и рукава оказались чересчур длинны, но Карлсон тут же нашел выход — недолго думая он их обрезал.  Малыш не успел и слова вымолвить, но он, по правде говоря, даже не очень огорчился.  В конце концов, рассуждал он, пижама — это пустяки, дело житейское, и то, что она погибла, не может омрачить его радости: ведь это такое удивительное событие — Карлсон останется у него ночевать!

Малыш постелил себе на диванчике простыни Боссе и поставил рядом с собой корзинку Бимбо.  Бимбо уже улегся в нее и пытался заснуть, но то и дело открывал глаза и недоверчиво косился на Карлсона.  Карлсон вертелся в кроватке Малыша, стараясь устроиться поудобнее.

— Я хочу свить себе теплое гнездышко, — сказал он.

«В этой пестрой пижаме он и в самом деле похож на птицу, — подумал Малыш.  — Если со всех сторон подоткнуть одеяло, то он будет лежать, как в гнезде».

Но Карлсон не захотел, чтобы Малыш подоткнул одеяло.

— Пока еще рано, — сказал он.  — Сперва мы позабавимся.  Я не согласен скучать, лежа в постели.  Здесь тоже есть, чем заняться.  Можно есть бутерброды с жирной колбасой, можно играть в «мешок», можно устроить подушечную битву.  Мы начнем с бутербродов.

— Но ты же недавно съел целую гору плюшек.

— Если мы будем лежать и скучать, я не играю, — заявил Карлсон.  — Неси бутерброды!

И Малыш прокрался в кухню и приготовил бутерброды.  Никто ему не помешал, фрекен Бок сидела в гостиной и разговаривала с дядей Юлиусом.  Видно, она уже простила ему ту обиду, которую он ей нанес, сказав, что цыпленок жесток.  Малыш беспрепятственно вернулся в свою комнату и присел на кровать у ног Карлсона.  Он глядел, как Карлсон сосредоточенно уплетает бутерброды, и был счастлив.  Как приятно, когда твой лучший друг остается у тебя ночевать.  И Карлсон на этот раз тоже был всем, всем доволен.

— Бутерброды хороши, и ты хорош, и домомучительница тоже хороша, — сказал он.  — Хотя она и не поверила, что я первый ученик, — добавил он и помрачнел.  Это обстоятельство его явно огорчало.

— Ах, не обращай на это внимания!  Вот дядя Юлиус тоже хочет, чтобы я был первым учеником, а я вовсе не первый.

— Нет, спасибо, я так не согласен, — сказал Карлсон.  — Вот если бы я хоть немного научил тебя этому слу...  слу...  как это ты называешь?

— Сложение, — сказал Малыш.  — Ты собираешься меня учить?

— Да, потому что я лучший в мире специалист по сложению.

Малыш рассмеялся.

— Сейчас проверим, — сказал он.  — Ты согласен?

Карлсон кивнул.

— Приступай! 

И Малыш приступил.

— Вот мама дает тебе, допустим, три яблока...

— Я скажу ей спасибо.

— Не перебивай меня, — сказал Малыш.  — Если ты получишь три яблока от мамы, и два от папы, и два от Боссе, и три от Бетан, и одно от меня...

Докончить ему не удалось, потому что Карлсон погрозил ему пальцем.

— Так я и знал!  — сказал он.  — Я всегда знал, что ты самый жадный в семье, а это что-нибудь да значит!

— Подожди, сейчас не об этом речь, — сказал Малыш, но Карлсон упрямо продолжал:

— Вот если бы ты дал мне большой пакет, я быстро развернул бы его, а там кило яблок, и две груши, и горсть таких мелких желтых слив, знаешь?

— Перестань, — сказал Малыш.  — Я же говорю про яблоки для примера, чтобы научить тебя сложению.  Так вот, ты получил одно яблоко от мамы...

— Постой, — сердито закричал Карлсон.  — я так не играю!  А куда она дела те два яблока, которые только что собиралась мне дать?

Малыш вздохнул.

— Милый Карлсон, яблоки здесь ни при чем.  Они нужны мне только для того, чтобы объяснить тебе, как надо складывать.  Теперь ты понял, в чем дело?

Карлсон фыркнул.

— Думаешь, я не понимаю, в чем дело?  Мама стащила у меня два яблока, как только я отвернулся.

— Перестань, Карлсон, — снова сказал Малыш.  — Итак, если ты получишь три яблока от мамы...

Карлсон довольно кивнул.

— Ну вот видишь!  Надо уметь за себя постоять, я всегда это знал.  Я люблю порядок: что мое, то мое.  Я получил три яблока от твоей мамы, два от папы, два от Боссе, три от Бетан и одно от тебя, потому что ты самый жадный...

— Да, так сколько же у тебя всего яблок?  — спросил Малыш.

— А ты как думаешь?

— Я не думаю, я знаю, — твердо сказал Малыш.

— Ну тогда скажи!  — попросил Карлсон.

— Нет, это ты должен сказать.

— Больно воображаешь!  Скажи!  Держу пари, что ты ошибешься.

— Напрасно надеешься!  — сказал Малыш.  — У тебя будет одиннадцать яблок.

— Ты так думаешь?  — переспросил Карлсон.  — Вот и попал пальцем в небо.  Потому что позавчера вечером я сорвал двадцать шесть яблок в одном саду в Лидингене, но потом я съел три штуки и еще одно надкусил — ну, что ты теперь скажешь?

Малыш молчал, он просто не знал, что сказать.  Но потом он вдруг сообразил.

— Ха-ха!  Все ты врешь, — сказал он.  — Потому что в июне еще нет яблок на деревьях.

— Верно, нет, — согласился Карлсон.  — Но тогда где вы-то их взяли, яблочные воришки!

И Малыш решил отказаться от своего намерения научить Карлсона сложению.

— Но теперь ты хоть знаешь, что это за штука — сложение.

— Ты думаешь, я раньше не знал, что это то же самое, что рвать яблоки, — сказал Карлсон.  — А этому меня учить не надо, я сам с этим неплохо справлюсь.  Я ведь лучший в мире мастер по сложению яблок, и, когда у меня выберется свободный часок, мы полетим с тобой за город, и я покажу тебе, как надо браться за сложение.

Карлсон проглотил последний кусок хлеба с колбасой и решил приступить к подушечному бою.  Но стоило ему кинуть Малышу в голову подушку, как Бимбо дико залаял.

«Б-р-р!..» — рычал Бимбо, вцепившись зубами в угол подушки.  Но Карлсон схватил ее за другой угол и потянул к себе.  Так Бимбо и Карлсон рвали подушку друг у друга, пока она не лопнула.  Бимбо разжал челюсти.  Карлсон подхватил подушку и кинул к потолку.  Перья, красиво кружась, осыпали Малыша, который лежал на кушетке и хохотал.

— Кажется, пошел снег, — сказал Карлсон.  — Смотри, какой густой!  — восхитился он и снова подбросил подушку к потолку.

Но Малыш сказал, что надо прекратить подушечный бой и что вообще пора спать.  Было уже поздно, они слышали, как дядя Юлиус пожелал фрекен Бок спокойной ночи.

— А теперь я пойду и лягу в свою короткую кровать, — сказал он.

И тут Карлсон вдруг очень оживился.

— Гей-гоп!  — воскликнул он.  — Я, кажется, придумал еще одну забавную штуку.

— Что еще за штуку ты придумал?  — удивился Малыш.

— Очень забавную штуку, которую можно выкинуть, если ночуешь не дома, а у кого-нибудь в гостях, — объяснил Карлсон.

— Играть в «мешок»?  Подложить что-то в чужую постель, да?  Уже поздно.  Ты не будешь этого делать, ладно?

— Да, уже поздно, — согласился Карлсон.

— Конечно, уже поздно, — с облегчением сказал Малыш.

— Я теперь уже не буду этого делать, — уверил его Карлсон.

— Вот и хорошо!  — обрадовался Малыш.

— Потому что успел это сделать раньше, — закончил Карлсон.

Малыш так и сел.

— Ну да?  Неужели дяде Юлиусу?

Карлсон закудахтал от восторга.

— Хитрый мальчишка, как ты мог догадаться?

Малыш так много смеялся во время подушечного боя, что теперь уже просто застонал от смеха, хотя знал, что Карлсон поступил дурно.

— Ой, как дядя Юлиус рассердится!

— Вот это мы и должны проверить, — сказал Карлсон.  — Придется слетать вокруг дома и поглядеть в окно спальни.

Тут Малыш разом перестал визжать от смеха.

— Ни за что на свете!  Вдруг он тебя увидит!  Он решит, что ты и есть спутник-шпион...  Сам можешь сообразить, что тогда будет...

Но Карлсон был упрям.

— Когда подкладываешь кому-нибудь в постель «мешок», обязательно надо увидеть, как жертва сердится, иначе вся затея не имеет смысла, — уверял он.  — Не волнуйся, я прикроюсь зонтиком!

И он побежал в прихожую за маминым красным зонтиком, потому что по-прежнему лил дождь.

— Я не хочу мочить пижаму Боссе, — сказал Карлсон.

Он стоял на подоконнике с открытым зонтиком, готовый к отлету.

«Это очень опасно», — подумал Малыш и сказал с мольбой:

— Смотри, будь осторожен!  Следи, чтобы никому не попасться на глаза, не то все пропало!

— Спокойствие, только спокойствие!  — сказал Карлсон.  И полетел в дождь.

А Малыш остался, и он вовсе не был спокоен, а, наоборот, так волновался, что кусал себе пальцы.

Минуты тянулись мучительно долго.  Дождь лил как из ведра.  Малыш ждал.  И вдруг он услышал душераздирающий крик дяди Юлиуса.  И вслед за тем в открытое окно влетел назад Карлсон.  Он с довольным видом выключил мотор и пристроил на половике зонтик, чтобы стекала вода.

— Он видел тебя?  — с испугом спросил Малыш.  — Он лег в постель?

— Пытался, он ведь такой упрямый, — объяснил Карлсон.

Тут до них снова донесся крик дяди Юлиуса.

— Я должен пойти посмотреть, что с ним случилось, — сказал Малыш и побежал в спальню.

Дядя Юлиус сидел, завернувшись в простыню; он был смертельно бледен, в глазах светился ужас, а на полу, рядом с ним, лежала подушка и свернутое в валик одеяло.

— Ты мне здесь не нужен, — сказал дядя Юлиус, когда появился Малыш.  — Позови фрекен Бок.

Но фрекен Бок, видно, сама услышала его крик, потому что она тоже примчалась из кухни и застыла у двери как вкопанная.

— Боже мой!  — воскликнула она.  — Неужели вы перестилаете постель?

— Нет, нет, — заверил ее дядя Юлиус, — хотя вообще-то я не могу одобрить, что здесь стелят постель по новой моде...  Но сейчас мне не до этого.

Он замолчал и тихо застонал.  Фрекен Бок подошла поближе к нему и рукой потрогала его лоб.

— Что случилось?  Вы больны, господин Иенсен?

— Да, болен, — с трудом произнес дядя Юлиус.  — Надеюсь, что болен...  Уходи, — добавил он, обращаясь к Малышу.

И Малыш ушел.  Но он задержался за дверью, потому что хотел услышать, что еще скажет дядя Юлиус.

— Я умный и трезвый человек, — продолжал дядя Юлиус.  — Таинственные явления, о которых пишут в газетах, разные там глупости, не могут мне задурить голову...  потому надеюсь, что я просто болен.

— Что случилась?  — повторила фрекен Бок.

— У меня было видение...  Наверно, у меня жар, а это — бред, — сказал дядя Юлиус и вдруг понизил голос до шепота, так что Малыш едва расслышал его слова.  — Мне не хотелось бы, фрекен Бок, чтобы вы это кому-либо рассказывали, но мне почудилось, что сюда явился летающий гном с красным зонтиком.

На следующее утро, когда Малыш проснулся, Карлсона уже не было.  Пижама Боссе валялась скомканной на полу.  Окно было распахнуто, так что Малыш сразу решил, что Карлсон полетел к себе домой.  Конечно, жаль, но, с другой стороны, может, это даже хорошо.  Фрекен Бок не будет ругаться.  Ей вовсе не обязательно знать, что Карлсон ночевал у Малыша.  Все же удивительно, до чего без Карлсона сразу делалось пусто и скучно, хоть плачь.  Правда, навести после него порядок было нелегко.  Но стоило ему уйти, как Малыш начинал по нему скучать.  Вот и сейчас, увидя, что он исчез, Малышу тут же захотелось послать ему привет.  Он подошел к окну и трижды дернул за веревочку, скрытую занавеской.  Это была веревочка от звонка, который смастерил Карлсон, чтобы Малыш мог подавать ему сигналы.  Дернешь за веревочку, и у Карлсона на крыше звонит колокольчик.  Карлсон сам определил, сколько звонков что значит.

— Позвонишь раз — это значит:  «Приходи», — сказал Карлсон.  — Два раза — значит:  «Приходи поскорее», а три раза — значит:  «Спасибо, что на свете есть такой красивый, умный и в меру упитанный мужчина, и такой смелый, и во всех отношениях прекрасный, как ты, Карлсон».

Вот именно это и хотел сейчас Малыш сказать Карлсону.  Поэтому он три раза дернул за веревочку и услышал, как трижды зазвенел колокольчик на крыше.  И представьте себе, он получил ответ.  Раздался пистолетный выстрел, а потом Малыш услышал — правда, едва-едва, ведь расстояние было велико, — как Карлсон запел свою песенку:  «Боссе, биссе, биссе, бом!»

— Не надо, Карлсон, не надо!  — шептал Малыш.

Глупый Карлсон!  Расхаживает себе по крыше, стреляет, поет.  Как легко его могут услышать Филле и Рулле, подкараулить, поймать, а потом сдать в редакцию, чтобы получить десять тысяч!

— Что ж, сам виноват, — сказал Малыш, обращаясь к Бимбо, который лежал в своей корзинке и глядел так, что казалось, все понимает.  Малыш натянул на себя штанишки и рубашку и стал играть с Бимбо, ожидая, пока проснется дом.

Дядя Юлиус, видно, еще спал, во всяком случае, из спальни не доносилось ни звука, но из кухни уже тянуло ароматом свежемолотого кофе, и Малыш пошел посмотреть, что делает фрекен Бок.

Она сидела, тяжело навалившись на стол, и пила свою первую чашку кофе.  Очень странно, но она не возразила, когда Малыш присел рядом.  Никакой каши, видно, не было, наоборот, фрекен Бок явно встала так рано, чтобы приготовить к завтраку что-то вкусное.  И правда, два блюда с теплыми, пахнувшими корицей булочками стояли на буфете, а в хлебной корзинке на столе тоже высилась целая гора булочек.  Малыш взял булочку и налил себе стакан молока.  Так они сидели друг против друга и завтракали в полном молчании.  В конце концов фрекен Бок сказала:

— Интересно, как там живет Фрида?

Малыш оторвал глаза от стакана с молоком и изумленно поглядел на домомучительницу.  Они с ней такие разные, а оказывается, ей не хватает Фриды, как ему Карлсона.

— Фрекен Бок, вы скучаете по Фриде?  — спросил он дружелюбно.

Но фрекен Бок в ответ горько усмехнулась:

— Ты не знаешь Фриды!

Собственно говоря, Фрида Малыша нисколько не интересовала.  Но фрекен Бок явно хотелось о ней поговорить, поэтому Малыш спросил:

— А кто Фридин жених?

— Негодяй, — сказала фрекен Бок со вздохом.  — Да, я знаю, что он негодяй, он зарится на ее деньги, это я сразу поняла.

Фрекен Бок заскрипела зубами при одной мысли об этом.  «Бедняжка, — думал Малыш, — наверно, ей совсем не с кем поговорить, если она даже меня терпит, когда ей хочется рассказать о Фриде».  И Малышу пришлось долго сидеть на кухне и слушать нескончаемые истории про Фриду и ее Филиппа, про то, какой глупой стала Фрида с тех пор, как Филипп ей внушил, что у нее красивые глаза и очаровательный носик, «пленительный в любую погоду», как выразился Филипп.

— «Очаровательный носик»!  — повторила фрекен Бок и фыркнула.  — Конечно, если считать, что картофелина средней величины украшает лицо, то...

— А как выглядит сам Филипп?  — спросил Малыш, чтобы как-то проявить интерес.

— Об этом я, слава богу, не имею ни малейшего представления, — сказала фрекен Бок.  — Фрида не потрудилась мне его представить.

Кем Филипп работал, фрекен Бок тоже не знала.  Но Фрида рассказывала, что у него есть товарищ по работе, которого зовут Рудольф.

— И этот Рудольф мне бы вполне подошел, по словам Фриды, но он не захочет водить со мной знакомство, потому что, по мнению Фриды, я совсем не привлекательная.  У меня нет очаровательного носика, вообще нет ничего очаровательного, — сказала фрекен Бок, снова фыркнула, встала и направилась за чем-то в прихожую.  Как только она вышла, в окно влетел Карлсон.

Малыш не на шутку рассердился.

— Послушай, Карлсон, я же тебя просил, чтобы ты не летал на глазах у фрекен Бок и дяди Юлиуса!

— Потому я и прилетел сейчас, чтобы никто из них меня не видел, — сказал Карлсон.  — Я им даже не покажусь, — добавил он и залез под стол.

Когда в кухню вернулась фрекен Бок, надевая на ходу шерстяную кофту, он тихо сидел под столом, скрытый свисающими концами скатерти.

Она налила себе еще чашку кофе, взяла еще булочку и продолжала свой рассказ.

— Я уже говорила, что не могу похвастаться очаровательным носиком-картошкой — это привилегия Фриды.

Тут раздался голос непонятно откуда, этакий искусственный голос, как у чревовещателя:

— Верно, у тебя нос скорее похож на огурец.

Фрекен Бок так подскочила на стуле, что расплескала кофе, и с подозрением поглядела на Малыша.

— Это ты, бесстыдник?

Малыш покраснел, он не знал, что сказать.

— Нет, — пробормотал он.  — Это, я думаю, по радио передают про овощи — там про помидоры разные и огурцы.

Малыш нашел довольно хитрое объяснение, потому что в кухне у Свантесонов действительно было слышно радио от соседей — фрекен Бок уже не раз на это жаловалась.

Она поворчала, но недолго, потому что в кухню вошел дядя Юлиус, он тоже хотел выпить кофе.  Спотыкаясь, он обошел несколько раз вокруг стола и стонал при каждом шаге.

— Какая кошмарная ночь!  — воскликнул он.  — Святой Иеремей, что за ночь!  Я и до этого страдал онемением тела по утрам, а сейчас, после всего, что было, ой!..

Потом он сел за стол и молча глядел прямо перед собой, словно он погрузился в какие-то серьезные размышления.  «Что-то он на себя непохож», — решил наблюдавший за ним Малыш.

— И все же я благодарен судьбе за эту ночь, — сказал он после паузы.  — Она сделала меня другим человеком.

— Вот и отлично, потому что старый никуда не годился.

Это снова раздался тот странный искусственный голос, и снова фрекен Бок подпрыгнула на стуле и с недоверием посмотрела на Малыша.

— Это снова радио у Линдбергов...  Видно, передача о старых машинах.

Дядя Юлиус ничего не заметил.  Он был так поглощен своими мыслями, что ничего не слышал и ничего не говорил.  Фрекен Бок подала ему кофе.  Он протянул, не глядя, руку, чтобы взять булочку, но сделать этого не сумел, потому что в этот миг из-за стола показалась маленькая пухлая ручка и потянула корзинку к себе.  Но дядя Юлиус и этого не заметил.  Он по-прежнему был всецело погружен в свои мысли и очнулся, только когда сунул в горячий кофе пальцы вместо булочки и понял, что булочки он так и не взял и макать ему нечего.  Он подул на обожженную руку и рассердился.  Но тут же снова углубился в свои мысли.

— Между небом и землей существует более тесная связь, чем обычно думают, вот что я понял сегодня ночью, — сказал он серьезно и снова протянул руку, чтобы взять булочку.  И снова высунулась пухленькая ручка и отодвинула корзинку с булочками.  Но дядя Юлиус опять ничего не заметил, он все думал и думал и очнулся, только когда сунул в рот пальцы и даже впился в них зубами, поскольку никакой булочки у него в руке не было.  Тогда он опять рассердился.  Но новый дядя Юлиус был явно добрее старого, потому что он быстро успокоился.  Больше он не делал попытки взять булочку, а только все в той же глубокой задумчивости допил кофе.

А булочки все же кто-то ел.  Во всяком случае, они исчезали одна за другой, но лишь Малыш понимал, куда.  Он тихо хихикал и даже осторожно отправил под стол стакан молока, чтобы Карлсону не уплетать булочки всухомятку.

Именно это Карлсон называл «курощение булочками».  Как это получается на практике, фрекен Бок уже успела узнать за прежние посещения Карлсона.

— Можно прекрасно курощать людей, поглощая все их булочки, — заявил как-то Карлсон.  Собственно, он знал, что нужно говорить «укрощать», но «курощать», уверял он, звучит куда более внушительно.

И теперь Карлсон устроил новое дьявольское «булочное курощение», хотя фрекен Бок этого и не поняла.  И дядя Юлиус тоже.  Он решительно не замечал «булочного курощения», несмотря на всю его дьявольскую силу, а только все думал и думал о чем-то своем.  Но вдруг он схватил руку фрекен Бок и крепко сжал, словно прося о помощи.

— Я должен с кем-то об этом поговорить, — сказал он наконец.  — Теперь я уже не сомневаюсь, это был не бред, я в здравом уме, но я видел гнома.

Фрекен Бок широко раскрыла глаза.

— Вы видели гнома?

— Да, — ответил дядя Юлиус.  — Поэтому я теперь новый человек в новом для меня мире.  В мире сказок.  Поймите меня, фрекен Бок, этот мир мне открылся сегодня ночью со всей очевидностью.  Ведь раз в самом деле есть гномы, то, значит, могут быть и ведьмы, и духи, и привидения — одним словом, все те существа, которые описаны в сказках.

— А может, и летающие шпионы, — попыталась вставить фрекен Бок, но это не понравилось дяде Юлиусу.

— Глупости, — сказал он, — все это выдумки, которые распространяют газеты, чтобы поднять тираж.

Он наклонился к фрекен Бок и заглянул ей в глаза.

— Но рассудите сами, — продолжал он доверительно.  — Ведь наши предки верили в домовых, в ведьм, в духов и во все такое прочее.  Как же мы можем внушать себе, что все это не существует?  Неужели мы воображаем, что мы умнее наших дедов?  Нет, только толстокожие, самовлюбленные люди могут утверждать такую глупость.

Фрекен Бок никак не хотела показаться толстокожей, потому она поспешила подтвердить, что ведьмы встречаются куда чаще, чем предполагаешь.  А если как следует подумать, то станет ясно, что бывают и домовые.

Но тут дяде Юлиусу пришлось прервать свои размышления, потому что он заранее условился с доктором и ему уже пора было уходить.  Малыш мило проводил его до передней, и фрекен Бок тоже.  Малыш подал ему шляпу, а фрекен Бок помогла ему надеть пальто.  Вид бедного дяди Юлиуса действительно вызывал сострадание.  «Хорошо, что он идет к доктору», — подумал Малыш и робко похлопал его по руке.  Фрекен Бок тоже явно была озабочена, и она спросила с тревогой:

— Как вы себя чувствуете, господин Иенсен?

— Откуда я знаю?  Я ведь еще не был у врача, — сказал дядя Юлиус так раздраженно, что Малыш подумал:  «Хотя ему и открылся ночью мир сказок и он стал новым человеком, кое-что от старого дяди Юлиуса в нем еще есть».

После ухода дяди Юлиуса Малыш и фрекен Бок возвратились на кухню.

— Теперь мне необходимо выпить еще кофе с булочками и посидеть немного в полном покое и тишине, — сказала фрекен Бок, обернулась к буфету и вскрикнула: на блюдах не было ни единой булочки.  Вместо них лежал большой бумажный пакет, на котором странными кривыми буквами было написано:

Фрекен Бок прочла записку и мрачно нахмурила брови.

— Никогда не поверю, — сказала она, — что гном может украсть булочки, даже если он действительно существует.  Он слишком умен и добр, чтобы позволять себе такие выходки.  Нет, меня не проведешь, я знаю, кто это сделал.

— Кто же?  — спросил Малыш.

— Тот невоспитанный, толстый мальчишка, который к тебе ходит, Карлсон или как его там зовут?  Погляди, дверь в кухню открыта!  Он стоял здесь, притаившись, и подслушивал, а когда мы выходили в переднюю, пробрался сюда.  Она сердито потрясла головой: — Гном!  Вину сваливает на других, а сам едва умеет писать.

Малыш не был склонен поддерживать разговор о Карлсоне, поэтому в ответ он только сказал:

— Я все же думаю, что это гном.  Пошли, Бимбо!

Каждое утро Малыш гулял с Бимбо в парке Вазы, и Бимбо считал, что это самый веселый час за весь день, потому что в парке он встречал много других симпатичных собак, которых можно было обнюхать и с которыми было весело поболтать.

Малыш обычно играл там с Кристером и Гуниллой, но сегодня он их так и не нашел.  «Может быть, они уже уехали на каникулы», — подумал Малыш.  Ну что ж, пусть, ему на это наплевать, пока у него есть Карлсон.  Ну и Бимбо, конечно.

Тут к Бимбо подбежала какая-то большая собака с явным намерением напасть на него; Бимбо хотел было смело ринуться в бой, чтобы показать этой глупой псине, что он о ней думает, но Малыш удержал его.

— Назад!  — скомандовал он.  — Ты еще мал, чтобы мериться силой с таким теленком.

Он сгреб Бимбо в охапку и поискал глазами скамейку, чтобы посидеть, пока Бимбо успокоится.  Но все было занято — люди грелись на солнышке.  В поисках свободного местечка Малыш забрел в дальний конец парка.  Там он обнаружил скамейку, на которой расположились всего двое парней, причем каждый держал в руке бутылку пива.  Малыш их тут же узнал: это были Филле и Рулле.  Малыш испугался и хотел было пройти дальше, но вместе с тем что-то притягивало его именно к этой скамейке.  Ему ведь надо узнать, продолжают ли Филле и Рулле охотиться за Карлсоном.  Возможно, они будут об этом говорить.  И чего ему, собственно говоря, бояться?  Филле и Рулле никогда его не видели и, следовательно, его не знают.  Вот и прекрасно!  Значит, он может сидеть с ними рядом сколько ему захочется.  Так ведь поступают сыщики в детективных романах, когда выслеживают преступников, — сидят себе молча рядом и слушают чужой разговор.

Итак, Малыш сел на скамейку и весь превратился в слух, но в то же время он иногда обращался к Бимбо, чтобы Филле и Рулле не думали, что он ими интересуется.

Однако было похоже, что ему ничего не удастся выведать.  Филле и Рулле молча пили пиво.  Наконец пиво было выпито, но они все продолжали молчать.  И вдруг Филле сказал:

— Конечно, мы сумеем его поймать, мы ведь знаем, где он живет.  Я много раз видел, как он летел домой.

Малыш так испугался, что едва смог дух перевести.  Он был просто в отчаянии.  Теперь Карлсону придется сматывать удочки.  Филле и Рулле заметили его маленький домик на крыше!  Да, теперь всему наступит конец!

Малыш сжал кулаки, пытаясь сдержать слезы, и в тот самый момент, когда это перестало ему удаваться, хотя он старался изо всех сил, он услышал, как Рулле сказал:

— Да, я тоже много раз видел, как он влетает в окно, это ведь та самая квартира, куда мы как-то залезли тем летом, сечешь?  На четвертом этаже, там на дверях табличка медная и фамилию помню — Свантесон.

У Малыша глаза округлились от удивления.  Может, он ослышался?  Неужели Филле и Рулле в самом деле думают, что Карлсон живет у Свантесонов?  Какое счастье!  Это ведь значит, что Карлсон всегда может спрятаться у себя дома и быть там в полной безопасности.  Филле и Рулле его не выследили!  Да это и не так легко.  Ведь никто, кроме трубочиста, не лазает по крышам.

Итак, Филле и Рулле не пронюхали про домик на крыше, и тем не менее все это ужасно.  Бедняга Карлсон, каково ему придется, если всерьез начнется за ним охота!  Этот дурачок никогда не умел прятаться.

Филле и Рулле снова долго молчали, а потом Рулле сказал шепотом (Малыш едва расслышал):

— Давай сегодня ночью.

Вот тут-то Филле и спохватился, что они сидят не одни на скамейке.  Он поглядел на Малыша и сказал очень громко:

— Да, так давай сегодня ночью отправимся копать червей!

Но так легко Малыша не проведешь.  Он прекрасно понимал, что именно Филле и Рулле собирались делать сегодня ночью: они попытаются поймать Карлсона, когда он, как они думают, лежит в постели у Свантесонов и мирно спит.

«Надо поговорить об этом с Карлсоном, и как можно скорее!»  — решил про себя Малыш.

Но Карлсон появился только к обеду.  На этот раз он не влетел в окно, а бешено затрезвонил во входную дверь.  Малыш побежал открывать.

— Ой, как здорово, что ты пришел!  — начал Малыш, но Карлсон не стал его слушать.  Он двинулся, прямым ходом на кухню к фрекен Бок.

— Что ты стряпаешь?  — спросил он.  — Такое же жесткое мясо, как обычно?  Или ты учитываешь вставные челюсти?

Фрекен Бок стояла у плиты и пекла блины, чтобы подать дяде Юлиусу что-нибудь более легкое, чем цыпленок, а когда она услышала голос Карлсона за спиной, то так резко обернулась, что выплеснула на плиту целый половник жидкого теста.

— Послушай, ты!  — в гневе закричала она.  — Как тебе только не стыдно!  Как это у тебя хватает совести приходить сюда!  Как ты можешь глядеть мне в лицо, бессовестный булочный воришка!

Карлсон прикрыл лицо двумя пухленькими ручками и лукаво поглядел на нее в щелочку между пальцами.

— Нет, ничего, глядеть можно, но только осторожно, — сказал он.  — Конечно, ты не первая в мире красавица, но ведь ко всему можно привыкнуть, так что ничего, сойдет, могу и поглядеть!  Ведь главное, что ты милая...  Дай мне блинка!

Фрекен Бок окинула Карлсона безумным взглядом, а потом обратилась к Малышу: — Разве твоя мама предупредила меня, что этот мальчик будет у нас обедать?  Неужели она так распорядилась?

Малыш постарался ответить как можно более уклончиво, но дружелюбно:

— Во всяком случае, мама считает...  что Карлсон...

— Отвечай, да или нет, — прервала его фрекен Бок.  — Твоя мама сказала, что Карлсон должен у нас обедать?

— Во всяком случае, она хотела...  — снова попытался уйти от прямого ответа Малыш, но фрекен Бок прервала его жестким окриком:

— Я сказала, отвечай — да или нет!  На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно.

— Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон.  — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.  Вот, слушай!  Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет?

У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадет без чувств.  Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.

— Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством.  — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?

— Да, да, конечно, — убежденно заверил Малыш, которому так хотелось помочь фрекен Бок.

Но тут она совсем озверела.

— Нет!  — закричала она, совсем потеряв голову.

Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать:

— Нет, нет, не перестала!

— Жаль, жаль, — сказал Карлсон.  — Пьянство к добру не приводит.

Силы окончательно покинули фрекен Бок, и она в изнеможении опустилась на стул.  Но Малыш нашел наконец нужный ответ.

— Она не перестала пить, потому что никогда не начинала, понимаешь?  — сказал он, обращаясь к Карлсону.

— Я-то понимаю, — сказал Карлсон и добавил, повернувшись к фрекен Бок: — Глупая ты, теперь сама убедилась, что не всегда можно ответить «да» или «нет»...  Дай мне блинка!

Но меньше всего на свете фрекен Бок была расположена дать Карлсону блинов.  Она с диким воплем вскочила со стула и широко распахнула дверь кухни.

— Вон!  — закричала она.  — Вон!

И Карлсон пошел к двери.  Пошел с высоко поднятой головой.

— Ухожу, — заявил он.  — Ухожу с радостью.  Не ты одна умеешь печь блины!

После ухода Карлсона фрекен Бок несколько минут сидела молча.  Но когда немного отошла, она с тревогой поглядела на часы.

— А твоего дяди Юлиуса все нет и нет!  — вздохнула она.  — Подумай, как давно он ушел!  Боюсь, не случилось ли чего.  Ведь он, наверное, плохо знает Стокгольм.

Малышу передалась ее тревога.

— Да, он, может, заблудился...

Тут как раз раздался телефонный звонок.

— Наверное, это дядя Юлиус!  — воскликнул Малыш.  — Звонит, чтобы сказать, что не знает, как попасть домой.

Фрекен Бок метнулась в прихожую, где был телефон, Малыш — за ней.

Но звонил не дядя Юлиус — это Малыш понял, как только услышал, что фрекен Бок говорит обычным ворчливым тоном:

— Да, да!  Это ты, Фрида?  Ну, как поживаешь?  Еще не бросила свои глупости?

Малыш не хотел слушать чужие разговоры, поэтому он пошел к себе в комнату и взял книгу, чтобы почитать, но до него доносилось бормотание из прихожей, и конца этому не было.

Малыш был голоден.  Он догадывался, что рано или поздно это раздражающее его бормотание прекратится, и дядя Юлиус придет домой, и они смогут наконец сесть за стол.  Но он хотел обедать немедленно, никого не дожидаясь.  И как только фрекен Бок положила трубку, он выскочил в прихожую, чтобы ей это сказать.

— Что ж, могу тебя накормить, — сказала она милостиво и повела его на кухню.  Но у дверей она остановилась как вкопанная.  Ее дородная фигура занимала весь проем двери, поэтому Малыш ничего не увидел.  Он услышал только ее гневный вопль, а когда он все же высунул голову из-за ее юбки, потому что ему не терпелось узнать, в чем дело, то увидел Карлсона.

Карлсон сидел за столом и преспокойно ел один блин за другим.

Малыш испугался, что фрекен Бок захочет убить Карлсона — во всяком случае, вид у нее был такой.  Но она только ринулась вперед и схватила тарелку с блинами.

— Ты...  ты...  ты ужасный мальчишка!  — кричала она.

Тогда Карлсон стукнул ее легонько по пальцам и сказал:

— Не трогай мои блины!  Я их честно купил у Линдбергов за пять эре.

Он широко распахнул свою пасть и отправил туда сразу кипу блинов.

— Я же сказал, что не только ты одна умеешь печь блины.  Найти блины очень просто: где чад, там и блины.

Малыш снова пожалел фрекен Бок, потому что она никак не могла прийти в себя.

— А где...  где...  где же тогда мои блины?  — простонала она и поглядела на плиту.  Там стояло ее блюдо из-под блинов, но оно было совершенно пустым.  И домомучительница снова пришла в ярость.  — Противный мальчишка!  — завопила она.  — Ты их тоже съел!

— Вовсе нет!  — сказал Карлсон возмущенно.  — Поблагодари меня, что я этого не сделал.  А ты только и умеешь, что меня обвинять.

В эту минуту на лестнице послышались шаги.  Наконец-то идет дядя Юлиус.  Малыш был рад, что дядя Юлиус не заблудился в лабиринте улиц.  А кроме того, его приход положит конец перебранке.

— Прекрасно!  — сказал Малыш.  — Он, значит, нашел дорогу домой.

— Это я позаботился о том, чтобы он мог идти по следу, иначе он никогда бы не дошел, — сказал Карлсон.

— По какому такому следу?  — удивился Малыш.  — А по такому, какой я оставил, — сказал Карлсон.  — Потому что я самый заботливый в мире!

Но тут раздался звонок, фрекен Бок торопливо пошла открывать дверь, и Малыш тоже побежал встречать дядю Юлиуса.

— Добро пожаловать домой, — торжественно сказала фрекен Бок.

— Мы уже думали, что ты заблудился, — сказал Малыш.

Но дядя Юлиус не ответил ни фрекен Бок, ни Малышу, а строго спросил:

— Объясните мне, почему во всем доме на каждой дверной ручке висят блины?

И он с подозрением поглядел на Малыша, а Малыш пробормотал в испуге:

— Может, это гном?

И побежал на кухню спросить Карлсона, что он по этому поводу думает.

Но Карлсона в кухне уже не было.  Там стояли два пустых блюда, а на клеенке темнела одинокая лужица варенья.

Дяде Юлиусу, Малышу и фрекен Бок пришлось удовольствоваться пудингом.  И он оказался совсем недурен.

Малыш сбегал за ним в молочную.  Он не возражал, когда его послали, потому что ему хотелось посмотреть, как выглядят дверные ручки, когда на них висят блины.

Но на дверных ручках никаких блинов уже не было.  Он обежал все лестницы и нигде не увидел ни одного блина.  Он уже решил, что дядя Юлиус все это выдумал, но вдруг понял, в чем дело...  На последней ступеньке сидел Карлсон.  Он ел блины.

— Хороши блиночки, но службу свою они уже сослужили, — сказал он.  — А дядя Юлиус больше не заблудится, он теперь знает дорогу.  Набив рот, он фыркнул от возмущения.  — Какая она все же несправедливая, ваша домомучительница!  Сказала, что я съел ее блины, а я был невинен как младенец.  Из-за нее приходится теперь лопать и вот эти!

Малыш не мог не рассмеяться.

— Ты лучший в мире поедатель блинов, Карлсон, — сказал он, но вдруг что-то вспомнил и сразу стал серьезным.  — Вероятно, они попытаются сегодня ночью поймать тебя.  Понимаешь ли ты, что это значит?

Карлсон облизал свои жирные пальцы и издал тихое радостное урчание.

— Это значит, что мы проведем веселый вечер, — сказал он.  — Гей-гоп!  Гей-гоп!

Карлсон — лучший в мире специалист по храпу

Медленно сгущались сумерки.  Весь день Карлсон отсутствовал.  Видно, он хотел, чтобы домомучительница как следует отошла после «курощения блинами».

Малыш пошел с дядей Юлиусом в железнодорожный музей.  Дядя Юлиус очень любил этот музей, и Малыш тоже.  А потом они вернулись домой и поужинали вместе с фрекен Бок.  Все шло чин чином — Карлсон не показывался.  Но когда Малыш отправился в свою комнату, его там ждал Карлсон.

По правде говоря, Малыш ему даже не обрадовался.

— Ой, до чего же ты неосторожный!  — сказал он.  — Зачем ты сегодня прилетел?

— Как ты можешь задавать такие глупые вопросы?  — удивился Карлсон.  — Да потому, что я собираюсь у тебя ночевать, разве это не понятно?

Малыш вздохнул.  Весь день он ломал себе голову, как уберечь Карлсона от Филле и Рулле.  Может, надо позвонить в полицию?  Нет, это не годится, потому что тогда обязательно придется объяснять, почему Филле и Рулле хотят поймать Карлсона, а это просто опасно.

А вот Карлсон не ломал себе голову и не боялся.  Он стоял у окна и с невозмутимым спокойствием выкапывал персиковую косточку, чтобы очередной раз выяснить, насколько она проросла за сутки.  Но Малыш был в самом деле очень напуган.

— Я просто не знаю, что нам делать, — сказал он.

— Это ты про Филле и Рулле?  — спросил Карлсон.  — Зато я знаю.  Есть три способа воздействия — курощение, дуракаваляние и озверение, и я собираюсь применить их все.

Малыш считал, что лучше всего притаиться.  Он надеялся, что Карлсон просидит эту ночь у себя в домике на крыше, что он притаится как мышь.  Но Карлсон ему сказал, что из всех дурных советов, которые ему давали, этот самый худший.

Однако Малыш не сдавался.  Дядя Юлиус подарил ему кулек карамелек, и он рассчитывал, что с его помощью ему удастся переубедить Карлсона.  Он помахал кульком перед самым носом Карлсона, чтобы его соблазнить, и сказал не без задней мысли:

— Ты получишь весь этот кулек, если полетишь домой и ляжешь спать.

Но Карлсон отпихнул руку Малыша.

— Фу, до чего же ты противный!  — воскликнул он.  — Мне не нужны твои паршивые карамельки.  Не воображай только, что я хочу их получить!

Он печально скривил рот, отошел, забился в дальний угол и сел на скамеечку.

— Я и не знал, что ты такой противный, — сказал он.  — Так я не играю.

Малыш пришел в отчаяние.  Ничего более ужасного, чем «так я не играю», быть не могло!  Малыш тут же попросил прощения и постарался снова развеселить Карлсона, но ничего не получалось.  Карлсон дулся.  Он был упрям.

— Ну, я просто не знаю, что еще можно сделать, — сказал в конце концов Малыш в полном отчаянии.

— Я зато знаю, — сказал Карлсон.  — Конечно, не наверняка, но вполне возможно, что я буду играть, если ты сделаешь мне что-нибудь приятное...  да, пожалуй, сойдет и кулек карамелек.

Малыш сунул ему кулек, и Карлсон согласился с ним играть.

— Гей-гоп!  — крикнул он.  — Ты и представить себе не можешь, что будет!  Сейчас приготовим все, что надо.

«Раз Карлсон останется ночевать, я должен постелить себе на диване», — подумал Малыш и побежал в комнату Боссе, но Карлсон остановил его.  Он сказал, что не стоит стелить: сегодня ночью все равно никто не будет спать.

— Никто, кроме домомучительницы и дядюшки, которые, я надеюсь, будут спать мертвым сном, потому что нам придется и пошуметь, — пояснил Карлсон.

Дядя Юлиус действительно рано отправился в спальню.  Он очень устал — он ведь так плохо спал прошлой ночью и провел потом весь день на ногах.  И фрекен Бок нуждалась в отдыхе после волнений булочного и блинного «курощения».  Она тоже рано удалилась к себе, вернее, к Бетан в комнату: мама решила, что фрекен Бок на время их отъезда будет там спать.

Но прежде чем удалиться на покой, они оба, и дядя Юлиус и фрекен Бок, зашли к Малышу пожелать ему спокойной ночи, а Карлсон, услышав их приближение, спрятался в шкаф.  Он сам счел, что так будет умнее.

Дядя Юлиус зевнул и сказал:

— Надеюсь, нас опять посетит гном с красным зонтиком и навеет на всех нас сон.

«Можешь не сомневаться», — подумал Малыш, но вслух сказал:

— Спокойной ночи, дядя Юлиус, желаю тебе хорошо выспаться!  Спокойной ночи, фрекен Бок!

— И ты сейчас же ложись.  Спокойной ночи, Малыш!

И они оба удалились.

Малыш быстро надел пижаму — на всякий случай, если фрекен Бок или дядя Юлиус вдруг вздумают встать посреди ночи и посмотреть, спит ли он.

Малыш и Карлсон решили обождать, пока фрекен Бок и дядя Юлиус не заснут, поэтому они сели играть в подкидного дурака.  Но Карлсон все время жульничал и хотел только выигрывать — «а то я не играю».  И Малыш по возможности давал ему выигрывать, а когда в конце концов тот все же раз проиграл, то быстро смешал карты и сказал:

— Сейчас нам играть некогда, пора приниматься за дело.

За это время дядя Юлиус и фрекен Бок успели уснуть — гном с зонтиком не нарушал их покоя.  Карлсон долго ходил от одной двери к другой, прислушиваясь к их храпу.

— Знаешь, кто лучший в мире храпун?  А ну-ка, угадай!  — скомандовал Карлсон, а потом изобразил для Малыша, как храпит дядя Юлиус и как фрекен Бок.

— «Брр-пс-пс» — это дядя Юлиус, а у фрекен Бок храп звучит совсем по-другому:  «Брр-аш, бррр-аш!»

Но тут Карлсону вдруг пришла в голову новая мысль: у него все еще был большой запас карамелек, хотя он и дал одну Малышу и сам съел десяток, значит, необходимо спрятать кулек в какое-нибудь надежное место, чтобы не думать о нем, когда придет время действовать.

— Понимаешь, ведь мы ждем воров, — объяснил он.  — У вас нет несгораемого шкафа?

Малыш сказал, что, если бы у них был несгораемый шкаф, он запрятал бы туда прежде всего самого Карлсона, но, к сожалению, несгораемого шкафа у них нет.  Карлсон задумался.

— Я положу кулек к дядюшке, — решил он наконец.  — Когда они услышат его храп, то подумают, это рычит тигр, и не решатся войти.

Когда он приоткрыл дверь спальни, «брр-пс-пс, брр-пс-пс» зазвучало куда громче и еще более устрашающе.  Карлсон довольно захихикал и исчез с кулечком в темноте.  Малыш стоял и ждал.

Вскоре он вернулся, сжимая в руке вставные челюсти дяди Юлиуса.

— Ну что ты, Карлсон!  — ужаснулся Малыш.  — Зачем ты их взял?

— Неужели ты думаешь, что я могу доверить свои карамельки человеку с зубами!  — сказал Карлсон.  — Представь себе, что дядюшка проснется ночью и увидит мой кулечек!  Если зубы у него под рукой, он их мигом наденет и начнет грызть конфеты одну за другой.  Но теперь он, к счастью, не сможет этого сделать.

— Дядя Юлиус и так никогда в жизни бы этого не сделал, — поручился Малыш.  — Он ни за что не взял бы ни одной чужой конфетки.

— Дурак, он решил бы, что это его посетила фея из страны сказок и принесла ему гостинцы, — сказал Карлсон.

— Да как он мог бы это подумать, раз он сам купил мне эти карамельки?  — возмутился Малыш, но Карлсон не желал ничего слушать.

— Кроме того, мне все равно нужны эти челюсти, — сказал он.  — А еще мне нужна крепкая веревка.

Малыш сбегал на кухню и принес веревку для сушки белья.

— А зачем тебе?  — спросил Малыш, сгорая от любопытства.

— Хочу сделать капкан для воров, — ответил Карлсон.  — Наводящий ужас, устрашающий, смертельно опасный капкан для воров.

И он показал, где он собирается его соорудить: в узеньком тамбуре у входной двери, соединенной аркой с прихожей.

— Вот именно здесь, и только здесь, — сказал Карлсон.

С каждой стороны арки в прихожей стояло по стулу, и теперь, когда Карлсон приступил к сооружению уникального и весьма хитроумного капкана для воров, он протянул на небольшой высоте от пола несколько раз бельевую веревку между этими стульями и хорошенько ее закрепил.  Если кто-нибудь в темноте войдет в дверь и захочет пройти в прихожую, то обязательно споткнется об это заграждение и упадет.

Малыш помнил, как в прошлом году к ним забрались Филле и Рулле, чтобы их обокрасть.  Они открыли дверь с помощью длинной проволоки, которую просунули в щель почтового ящика, и подцепили ею «собачку» замка.  Наверно, и на этот раз они захотят попасть в квартиру таким же образом.  Что ж, будет только справедливо, если они запутаются в протянутой веревке.

— И вообще я зря волнуюсь, — сказал он.  — Ведь когда Филле и Рулле начнут возиться у дверей, Бимбо так громко залает, что разбудит весь дом, и они бросятся наутек.

Карлсон поглядел на Малыша так, словно не верил своим ушам.

— Ах вот как?  — сказал он строго.  — Выходит, я зря делал капкан для воров!  Нет, так я не играю.  Собаку надо немедленно убрать.

Малыш всерьез рассердился:

— Что ты несешь!  Куда мне ее деть!  Ты об этом подумал?

Тогда Карлсон сказал, что Бимбо может провести ночь в его домике на крыше.  Ляжет на его диванчик, будет себе спать и тихо посапывать.  А утром, когда Бимбо проснется, Карлсон принесет ему фарш, он обещает.  Пусть только Малыш образумится и согласится отправить к нему Бимбо.

Но Малыш не образумился.  Он считал, что отсылать Бимбо из дома — безобразие.  А кроме того, как здорово, если Филле и Рулле наткнутся на лающую собаку!

— Ты хочешь все испортить...  — горько сказал Карлсон.  — Никогда не даешь мне повеселиться вволю!  На все ты говоришь:  «Нет, нет, нельзя».  Ты мне только мешаешь.  Я не могу уже ни курощать, ни низводить, ни валять дурака, ничего не могу!  Тебе на все наплевать, лишь бы твой щенок налаялся всласть и поднял бы ночью переполох.

— Да разве ты не понимаешь...  — начал было Малыш, но Карлсон его перебил:

— Так я не играю!  Низводи сам, как умеешь, а я так не играю.

Бимбо сердито заворчал, когда Малыш вынул его из корзинки, потому что ему хотелось спать, и последнее, что увидел Малыш, когда Карлсон вылетел с собакой в руках, были два больших недоумевающих глаза.

— Не бойся, Бимбо!  Я скоро возьму тебя назад!  — кричал Малыш, чтобы утешить не то себя, не то Бимбо.

Карлсон вернулся через несколько минут в прекрасном настроении.

— Привет тебе от Бимбо.  Угадай, что он сказал?  «Как у тебя уютно, Карлсон, — вот что он сказал.  И добавил: — Не могу ли я стать твоей собакой?»

— Ха-ха, не мог он это сказать!

Малыш хохотал: он знал, чей Бимбо, и Бимбо это тоже знал.

— Что ж, теперь все в порядке, — сказал Карлсон.  Он был доволен.  — Ты же понимаешь, что такие добрые друзья, как мы с тобой, должны уступать друг другу: один всегда поступает так, как хочется другому.

— Да, конечно, но другим почему-то всегда оказываешься ты!  — сказал Малыш со смешком.  Он был поражен поведением Карлсона.

Ведь любой человек должен был понять, что в таком положении, в каком был Карлсон, лучше всего спокойно лежать себе ночью на диванчике в своем домике на крыше и предоставить Бимбо возможность спугнуть бешеным лаем Филле и Рулле, если они и вправду вздумают лезть в квартиру.  Но Карлсон сделал все буквально наоборот да еще внушил Малышу, что так лучше.  И Малыш ему охотно поверил, потому что в Малыше тоже жила жажда приключений и он сгорал от желания узнать, как они будут «курощать» на этот раз.

Карлсон спешил: он считал, что Филле и Рулле могут явиться в любую минуту

— Я сейчас устрою нечто такое, что их с самого начала испугает насмерть, — сказал он.  — И глупая собака нам здесь совсем не нужна, поверь мне.

Он побежал на кухню и стал рыться в шкафу.  Малыш попросил его делать все потише, потому что фрекен Бок спит в комнате Бетан, прямо за стеной.  Карлсон об этом не подумал.

— Тогда ты стой на страже!  — скомандовал он.  — Как перестанешь слышать «брр-ж-ж» или «брр-аш», дай мне как-нибудь незаметно знать.  Он задумался, и вдруг ему пришла мысль.  — Знаешь, что ты сделаешь?  Ты сам начнешь храпеть, да как можно громче.  Вот так:  «Гррр-ах-ах, гррр-ах-ах».

— Зачем?  — недоумевал Малыш.

— А вот зачем: если проснется дядюшка, он решит, что это храпит фрекен Бок, а если проснется фрекен Бок, она подумает на дядюшку, и ни у кого не возникнет подозрения.  Но я-то буду знать, что «гррр-ах-ах» — это значит, ты мне подаешь сигнал: кто-то из них проснулся, надо быть начеку!  И тогда я залезу в шкаф и притаюсь!  Ха-ха, угадай, кто лучший в мире проказник?

— А если придут Филле и Рулле, что мне тогда делать?  — спросил Малыш испуганно, потому что не так уж приятно стоять одному в прихожей, когда залезут воры, а Карлсон будет находиться в другом конце квартиры, на кухне.

— Тоже будешь храпеть, — сказал Карлсон, — но иначе.  Вот так:  «Грр-о-го, рр-ого».

«Запомнить все эти храпы, пожалуй, труднее, чем выучить таблицу умножения», — подумал Малыш.  Как легко спутать все эти «брр-пс-пс», «грр-ах-ах», «грр-о-го», но он постарается изо всех сил не ошибиться.

Карлсон порылся на полках, где лежало белье, и сгреб в охапку все кухонные полотенца.

— Этих полотенец не хватит, — заявил он.  — Но, к счастью, еще есть полотенца в ванной.

— Что ты задумал?  — допытывался Малыш.

— Мумию!  — ответил Карлсон.  — Вселяющую ужас, устрашающую, смертоносную мумию.  Еще более опасную, чем капкан.

Малыш толком не знал, что такое мумия, но ему помнилось, что это что-то связанное с египетскими пирамидами.  Он знал, что в пирамидах хоронили царей и военачальников, они там лежали, словно задубевшие футляры с пустыми глазницами.  Папа как-то раз об этом рассказывал.  Царей этих и военачальников бальзамировали, как он сказал, чтобы они сохранились точно такими же, какими были при жизни.  И их обматывали потом холстинами, как бинтами, сказал папа.  «Но Карлсон вряд ли умеет бальзамировать», — подумал Малыш и спросил с удивлением:

— Как ты будешь делать мумию?

— Запеленаю ее в кухонные полотенца как миленькую...  Да ты об этом не заботься, — сказал Карлсон.  — Стой на страже и выполняй свое дело, а уж со своим я справлюсь.

И Малыш стал на страже.  Он прислушивался к звукам, доносящимся из-за дверей:  «Брр-пс-пс», «грр-ах-ах».  Вроде все как надо.  Но потом дяде Юлиусу приснился, видимо, кошмар, потому что его храп стал звучать так жалобно:  «Грр-мм, грр-мм» вместо протяжного «пс-пс-пс».  Малыш подумал, не надо ли пойти доложить об этом лучшему в мире специалисту по храпу, который орудовал на кухне, но как раз в тот момент, когда он больше всего забеспокоился, что делать, он услышал чьи-то торопливые шаги по лестнице, потом ужасный грохот и поток ругательств.  Это явно сработал капкан воров, значит, Филле и Рулле уже здесь, в квартире.  Вместе с этим он обнаружил, к великому своему ужасу, что звуки «грр-ах-грр-ах» совсем смолкли.  Ой, что же ему делать?  В отчаянии он повторил про себя все звуки, которые ему велел запомнить Карлсон, и в конце концов попытался издать какое-то жалкое «гр-о-го» вперемешку с такими же жалкими «грр-ах», но все это совсем не было похоже на храп.

Он снова попытался:

— Грр-ах, грр-ах...

— Заткнись!  — донеслось до него откуда-то со стороны капкана, и в темноте он постепенно разглядел очертания чего-то маленького и толстого, что барахталось в натянутых веревках и отчаянно пыталось выбраться.  Это был Карлсон.

Малыш подбежал к нему и, приподняв стулья, помог ему встать.  Но Карлсон не сказал ему спасибо.  Он был зол как черт.

— Это ты виноват, — пробурчал он.  — Ведь я велел тебе принести полотенце из ванной!

На самом-то деле он оставил Малыша на страже, а сам побежал в ванную, совсем забыв, бедняга, что у него на дороге стоит капкан для воров.  Но при чем тут Малыш?

Впрочем, у них не оказалось времени выяснять, кто виноват в случившемся, потому что они оба услышали, как фрекен Бок нажимает ручку своей двери.  Нельзя было терять ни секунды.

— Исчезни!  — зашептал Малыш.

Карлсон помчался на кухню, а сам Малыш скрылся в своей комнате и кинулся на кровать.

Все это он успел проделать в самый последний момент.  Он натянул одеяло на голову и робко попробовал издать негромкий храп «грр-ах», но у него снова не получилось, и он лежал молча и слышал, как фрекен Бок вошла к нему в комнату и подошла к его кровати.  Он осторожно чуть приоткрыл глаза и увидел, что она стоит над ним в ночной рубашке, белевшей в темноте, стоит и так пристально вглядывается, что у него все тело начинает зудеть.

— Только не делай вид, что ты спишь, — сказала фрекен Бок, но голос ее был не злым.  — Тебя тоже разбудил раскат грома?

— Да...  наверное...

Фрекен Бок с удовлетворением кивнула.

— Я весь день чувствовала, что ночью разразится гроза.  Было так душно, так парило!  Но ты не бойся, — сказала она и погладила Малыша по голове.  — Пусть себе грохочет, в городе это совсем не опасно.

Потом она вышла.  Малыш долго лежал в кровати, не смея пошевельнуться.  Но в конце концов он все же, тихонько встал.  Его очень тревожило, что с Карлсоном, и он неслышно прокрался на кухню.

Первое, что он там увидел, была мумия.

И какая мумия!  Она сидела на табуретке, а рядом стоял Карлсон, гордый как лев, и освещал ее карманным фонариком, который нашел в стенном шкафу.

— Разве она не хороша?  — спросил он.

«Она» — значит, это мумия не царя, а царицы!»  — подумал Малыш.  Круглая, толстая царица, потому что поверх кухонных полотенец Карлсон обмотал ее всеми мохнатыми полотенцами, которые нашел в ванной.  Голова ее была скручена из салфеток и тоже обмотана полотенцем, в котором он прорезал большие глаза и обвел их черным ободком.  Но главное, у мумии были зубы.  Настоящие зубы — зубы дяди Юлиуса.  Он засунул их в бахрому салфеток, а для верности прикрепил еще с обоих концов пластырем.  Наводящая ужас, устрашающая, смертоносная мумия!  При виде ее Малыш содрогнулся.

— Почему на ней пластырь?  — спросил он.

— Она брилась, — объяснил Карлсон и похлопал мумию по щеке.  — Гей-гоп, она так похожа на мою маму, что я думаю назвать ее «Мамочка».

И он схватил мумию в охапку и понес в прихожую.

— Как приятно будет Филле и Рулле встретиться Мамочкой!

Карлсон — лучший в мире ночной проказник

И вот наконец в щель почтового ящика кто-то просунул проволоку.  Собственно говоря, Малыш и Карлсон этого не увидели, потому что в тамбуре было темно, хоть глаз выколи, а услышали: раздалось полязгивание и скрежет, так что сомнений быть уже не могло — вот они, долгожданные Филле и Рулле!

Все это время Малыш и Карлсон просидели на корточках под круглым столиком в прихожей и ждали.  Так прошло не меньше часа.  Малыш даже задремал.  Но он разом проснулся, когда в ящике что-то заскрежетало.  Ой, вот сейчас все начнется!  С него мигом слетел всякий сон, ему было так страшно, что по спине забегали мурашки.  Карлсон решил его ободрить.

— Гей-гоп!  — прошептал он.  — Гей-гоп!

Подумать только, что с помощью простой проволочки можно так легко сдвинуть «собачку»!  Потом дверь осторожно приоткрыли, и кто-то проскользнул в нее, кто-то был здесь, в тамбуре!  У Малыша перехватило дыхание — это и в самом деле было невероятно.  Послышались шепот и тихие шаги...  И вдруг раздался грохот — о, что за грохот!  — и два приглушенных вскрика.  И только тогда Карлсон под столом зажег свой фонарик и тут же его снова потушил, но на краткий миг луч света упал на наводящую ужас, устрашающую, смертоносную мумию, которая стояла, прислоненная к стене, и в зловещей улыбке скалила зубы — зубы дяди Юлиуса.  И снова крики, на этот раз более громкие.

Все дальнейшее произошло как-то одновременно, и Малыш не смог ни в чем разобраться.  Он слышал, как распахнулись двери, — это выскочили из своих комнат дядя Юлиус и фрекен Бок, и тут же он услышал чьи-то шаги в тамбуре.  Карлсон потянул Мамочку к себе за поводок, который он надел ей на шею, и она с глухим стуком упала на пол.  Потом он услышал, как фрекен Бок несколько раз повернула выключатель, чтобы зажечь свет в прихожей, но он не зажигался, потому что Карлсон выкрутил все пробки на предохранительном щитке на кухне.  «Проказничать лучше в темноте», — сказал он.  И вот фрекен Бок и дядя Юлиус беспомощно стояли, не зная, как осветить прихожую.

— Какая ужасная гроза!  — сказала фрекен Бок.  — Все так и грохочет!  Неудивительно, что решили выключить электричество.

— Разве это гром?  — спросил дядя Юлиус.  — А я считал, что это нечто совсем другое.

Но фрекен Бок стала его уверять, что это наверняка гром, она не может ошибиться.

— Да и что бы это еще могло быть?  — спросила она.  — Я думаю, что это опять пришли к нам сказочные существа, нынче ночью у них здесь встреча, — объяснил ей дядя Юлиус.

Собственно говоря, он сказал «шкашошные шушештва», потому что он стал вдруг шепелявить.  «Он ведь остался без зубов», — догадался Малыш, но тут же об этом забыл.  Он мог думать только о Филле и Рулле.  Где они?  Убежали?  Он не слышал, чтобы хлопнула входная дверь.  Вероятнее всего, они стоят где-то в тамбуре, притаившись в темноте, может, спрятались за пальто, висящие на вешалке?  О, до чего ж страшно!  Малыш придвинулся как можно ближе к Карлсону.

— Спокойствие, только спокойствие, — прошептал Карлсон.  — Скоро мы их снова поймаем.

— Да, конешно, што-то иш двух, — глубокомысленно сказал дядя Юлиус.  — Но шить в доме штало невошмошно!

Потом они оба, дядя Юлиус и фрекен Бок, исчезли, каждый в своей комнате, и снова воцарилась полная тишина.  Карлсон и Малыш сидели под столом и ждали.  «Прошла уже целая вечность», — подумал Малыш.  Снова послышалось «брр-пс-пс» и «брр-аш», сперва прерывисто и слабо, но потом эти звуки настолько окрепли, что стало ясно — дядя Юлиус и фрекен Бок опять погрузились в глубокий сон.

И вот тогда притаившиеся в темноте Филле и Рулле снова двинулись в путь.  Слышно было их дыхание.  Ужас охватил Малыша.  И тут они зажгли фонарик — да, представьте себе, у них тоже был фонарик, — и луч света запрыгал по прихожей.  Края скатерти свисали низко, но все же Филле и Рулле легко могли обнаружить под столом их троих — его, Карлсона и Мамочку.  Малыш зажмурил глаза, словно он думал, что становится от этого невидимым, и затаил дыхание.  Шепот Филле и Рулле раздавался совсем рядом.

— Ты тоже видел привидение?  — спросил Филле.

— Еще бы!  — подхватил Рулле.  — Белый призрак!  Он стоял у этой стены, но теперь исчез.

— Ни в одной квартире в Стокгольме нет столько привидений, как здесь, это мы с тобой давно знаем, — сказал Филле.

— Давай смотаемся отсюда, да поскорей, — предложил Рулле.

Но Филле не согласился.

— Ни за что на свете!  Ради десяти тысяч я готов сражаться не то что с одним, а с целым десятком привидений, заруби себе это на носу.

Он тихо поднял стулья, к ножкам которых была прикреплена веревка от капкана, и аккуратно поставил их на прежнее место, чтобы они не валялись под ногами, если придется отсюда бежать без оглядки.  При этом он обругал живущих здесь детей: что за дурацкие шутки!

— Надо быть поосторожней!  Я и так весь в синяках и шишках.

И он снова стал шарить лучом фонарика по всем углам.

— Давай поглядим, где что расположено, и начнем искать, — сказал он.

Луч опять забегал по прихожей, и всякий раз, когда он приближался к столу, Малыш жмурился и весь сжимался в комок.  Он ужасно отсидел себе ноги, они стали как деревянные, ему казалось, что они не помещаются под столом и вылезают из-под скатерти — Филле и Рулле могут их увидеть.

К тому же он заметил, что Карлсон снова занялся Мамочкой.  Свет фонарика убежал от них, под столом было темно, новее же не настолько, чтобы Малыш не увидел, как Карлсон вытащил Мамочку и поставил спиной к столу.  Когда луч карманного фонаря вернулся назад, он упал ей прямо в лицо, осветив ее ужасный оскал.

И тогда снова раздались два вопля ужаса, а потом шаги в сторону входной двери.  Тут Карлсон оживился.

— Пошли, — шепнул он Малышу на ухо и пополз, волоча за собой Мамочку, через всю прихожую и исчез в комнате Малыша.

Малыш; едва поспевал за ним.

— Какие гадкие люди!  — сказал Карлсон и притворил дверь.  — Не умеют даже отличить мумию от привидения — это, по-моему, просто гадость!

Он осторожно выглянул и стал прислушиваться, стараясь понять, что происходит в темной прихожей.  Малыш тоже прислушался: он надеялся, что сейчас хлопнет входная дверь, но этого не случилось.  Филле и Рулле были здесь, они тихо шептались:

— Десять тысяч крон!  Рулле, не забывай об этом!  Учти, никакие привидения меня не остановят!

Они довольно долго перешептывались.  Карлсон весь превратился в слух.

— Пошли в комнату дядюшки, — сказал он.  — Гей-гоп!  Сейчас позабавимся.

Он схватил Мамочку на руки и уложил ее в постель Малыша.

— Хайсан, хопсан, Мамочка, ну вот, наконец-то ты можешь поспать как человек, — сказал он и подоткнул ей одеяло, как мама подтыкает одеяло, укладывая спать своего ребеночка.  Потом шепнул Малышу: — Погляди, разве она не мила?

Он осветил мумию карманным фонариком и одобрительно похлопал ее по щеке.

Потом взял покрывало, которое фрекен Бок сняла с кровати, когда приходила к Малышу, и, аккуратно сложив, повесила на спинку стула, и тоже накинул его на Мамочку.  «Чтобы она не замерзла», — подумал Малыш и захихикал.  Казалось, под всем этим лежлт и безмятежно спит толстый мальчишка, потому что Мамочка была прикрыта с головой.

— Привет, Малыш!  — сказал Карлсон.  — Теперь, пожалуй, и ты можешь немного поспать.

— Где?  — опять удивился Малыш.  К тому же при виде Мамочки у него пропал всякий сон.  — Не могу же я лечь в кровать рядом с мумией!

— Нет, но под кровать можешь, — сказал Карлсон и полез первым, перекатываясь словно ежик.

Малыш — за ним.

— А теперь ты услышишь типичный шпионский храп, — сказал Карлсон.

— Разве шпионы храпят как-то особенно?  — снова удивился Малыш.

— Да, они храпят коварно и хитро, так что можно с ума сойти.  Вот так:  «Хоооо, дооо, дооо!»

Шпионский храп походил то на клекот, то на урчание, и звук этот в самом деле наводил ужас тем более что он становился все громче.  Малыш испугался.

— Тише!  А то сюда придут Филле и Рулле.

— Да ведь для этого и нужен шпионский храп, — объяснил Карлсон.

В этот момент кто-то дотронулся до двери и приоткрыл ее.  В темноту ворвался луч фонарика, и в его свете Малыш увидел Филле и Рулле, которые осторожно, на цыпочках, прокрались в комнату.

Карлсон храпел громко и зловеще.  Малыш пришел от этого в ужас и подумал:  «Зря он так.  Они нас обнаружат».  Правда, покрывало свисало до самого пола, скрывая его и Карлсона от света фонарика и от любопытных глаз.  «И все же он это здорово придумал», — решил Малыш.

— Хооо, хооо!  — пуще прежнего храпел Карлсон.

— Ну, наконец-то мы, кажется, нашли, что искали, — сказал Филле, понизив голос.  — Дети так не храпят, это наверняка он.  Ты только погляди на этого толстого увальня.  Точно, он!

— Хооо!  — злобно захрапел Карлсон: ему явно не понравилось, что его назвали толстым увальнем, — это было слышно по его храпу.

— У тебя наручники наготове?  — спросил Рулле.  — На него сразу надо надеть наручники, не то он убежит.

Зашуршало покрывало.  А потом Малыш услышал как Филле и Рулле захрипели, словно им не хватало воздуха, и он понял, что они увидели наводящий ужас оскал мумии, которая покоилась на подушке.  Однако они не вскрикнули и не бросились наутек, а только дышали как-то странно.

— Ах, да это просто кукла...  — нерешительно сказал Филле.

— Но тогда объясни, — сказал Рулле, — как эта кукла сюда попала!  Она ведь только что была в прихожей или это другая?

— Да, странно, — согласился Филле.  — А кто же храпит?

Но этого Филле так и не удалось выяснить, потому что послышались приближающиеся шаги.  Малыш сразу узнал тяжелую поступь фрекен Бок и разволновался.  Что сейчас будет!  Какой поднимется крик!  Пострашнее грома!  Но ничего ужасного не произошло.

— Быстрее в дегароб!  — прошептал Филле.

Малыш и оглянуться не успел, как оба жулика оказались в его гардеробе.

Тут Карлсон снова оживился.  Перекатываясь как ежик, он двинулся к гардеробу и запер его на ключ.  Потом он так же ловко и быстро приполз назад под кровать.  И в ту же секунду в комнату вошла фрекен Бок, сама похожая на привидение в белой рубашке и со свечой в руке.

— Это ты, Малыш, рыскал только что по моей комнате и освещал все углы фонариком?  — строго сказала она.

— Нет, не я, — ответил Малыш прежде, чем успел сообразить, что он делает.

— А тогда почему ты не спишь?  — с недоверием спросила фрекен Бок к добавила: — Почему ты накрылся с головой?  Я тебя плохо слышу.

Она резко откинула покрывало, думая, что Малыш натянул его себе на голову.  И тут раздался ужасный вопль.  «Бедная фрекен Бок, она ведь еще не привыкла, как Филле и Рулле, видеть вселяющие ужас, смертоносные мумии», — подумал Малыш.  Он понимал, что настало время выползти из-под кровати.  Все равно она его найдет, а кроме того, нужна ее помощь, чтобы как-то справиться с Филле и Рулле.  Не могли же они оставаться в гардеробе!

И Малыш выполз.

— Не пугайтесь, — начал он робко.  — Мамочка — существо не опасное, но вот у меня в гардеробе заперты два вора.

Фрекен Бок еще не пришла в себя после встречи с Мамочкой, но когда Малыш сказал, что в гардеробе сидят два вора, она просто разозлилась.

— Что ты несешь!  Какие глупости!  Воры в гардеробе!  Не болтай, пожалуйста!

Но для верности она все же подошла к дверце гардероба и крикнула:

— Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не последовало, и она еще больше разозлилась.

— Отвечайте!  Здесь есть кто-нибудь?  Если никого нет, то ведь можно это сказать.

Но тут она услышала легкий шорох в недрах гардероба и поняла, что Малыш сказал правду.

— Смелый мальчик!  — воскликнула она.  — Такой маленький, а сумел справиться с двумя взрослыми ворами!  Герой!

Кровать заскрипела, и из-под нее вылез Карлсон.

— Это вовсе не он, — сказал Карлсон, — это я все сделал!

Он кинул сердитый взгляд на фрекен Бок и на Малыша.

— Спасибо мне, что я такой смелый и хороший во всех отношениях, — сказал он.  — И такой умный, и красивый, а вовсе не толстый увалень, вот!

Фрекен Бок чуть с ума не сошла, когда увидела Карлсона.

— Ты...  ты!..  — закричала она, но тут же спохватилась, что сейчас не время и не место ругать Карлсона за блины, потому что надо было подумать о серьезных вещах.  — Сбегай скорее, разбуди дядю Юлиуса, и мы будем звонить в полицию...  Ой, я раздета...  пойду накину халат, — сказала она, бросив стыдливый взгляд на свою ночную рубашку.

И она торопливо вышла.  Малыш побежал будить дядю Юлиуса.  Но прежде взял у Мамочки челюсти.  Он понимал, что теперь они нужнее самому дяде Юлиусу.

В спальне мерно звучало «грр-пс-пс».  Дядя Юлиус спал, как ребенок.

Начинало светать.  В еще совсем густых сумерках Малыш с трудом разглядел на тумбочке стакан с водой.  Он опустил туда челюсти, послышался тихий плеск.  Рядом со стаканом лежали очки дяди Юлиуса и кулек с карамельками.  Малыш взял кулек и сунул его в карман пижамы, чтобы отдать Карлсону.  Дяде Юлиусу было ни к чему его видеть, а то начнет еще допытываться, как он сюда попал.

У Малыша возникло смутное ощущение, что на тумбочке должно еще что-то лежать.  Ах да, конечно, часы дяди Юлиуса и его бумажник.  Ни часов, ни бумажника на месте не было.  Но Малыш не обратил на это особого внимания.  Ему поручили разбудить дядю Юлиуса, и он приступил к делу.

Дядя Юлиус разом проснулся.

— Что еще случилось?..

Первым делом он схватился за зубы и надел их и только тогда сказал:

— Странно, скоро я вернусь домой, в свой Вестергетланд, там можно спать по шестнадцать часов в сутки, а здесь, здесь ночная жизнь...

«Что ж, он, пожалуй, прав», — подумал Малыш и стал ему объяснять, почему он должен немедленно встать.

Дядя Юлиус торопливо направился в комнату Малыша, Малыш бежал за ним следом, фрекен Бок, накинув халат, тоже поспешила туда, и все они столкнулись в дверях.

— О, дорогой господин Иенсен, представляете себе, воры!  — причитала фрекен Бок.

Малыш сразу заметил, что Карлсона в комнате нет, а окно распахнуто.  «Должно быть, он улетел домой.  Это хорошо, очень хорошо!  Просто счастье, потому что незачем ему встречаться ни с Филле и Рулле, ни с полицией.  Это так хорошо, что даже как-то не верится», — подумал Малыш.

— Они заперты в гардеробе, — объяснила фрекен Бок и засмеялась испуганно и радостно.

Но дядя Юлиус указал на кровать Малыша, где по-прежнему лежала укрытая с головой мумия, и сказал:

— Давайте сперва разбудим Малыша!

И тут же в полной растерянности перевел взгляд на Малыша, который стоял рядом с ним.

— Раз он уже встал, как я вижу, — забормотал дядя Юлиус, — то кто же это спит в его кровати?

Фрекен Бок содрогнулась.  Она уже знала, кто, вернее, что лежит в кровати.  Это было, пожалуй, даже почище воров.

— Нечто страшное, — сказала она.  — Вы себе и представить не можете, до чего страшное!  Нечто прямо из мира сказок.

Глаза дяди Юлиуса засияли.  Он совершенно не испугался, нет, куда там, он дружески похлопал это «нечто страшное», что покоилось под одеялом.

— Нечто страшное, толстое, нечто из мира сказок.  — Сказочное чудовище!  Нет, это я должен сейчас же увидеть, а ворами займемся потом.

И он быстрым движением откинул покрывало.

— Хи-хи!  — пропищал Карлсон и, сияя, приподнялся на кровати.  — Как хорошо, что ты нашел здесь не сказочное чудовище, а всего-навсего меня!  Вот радость-то, верно?

Фрекен Бок с горьким упреком поглядела на Карлсона.

— И ночью это он нас дурачил?  — спросил дядя Юлиус с обиженным видом.

— Наверно.  Я ему голову оторву, когда у меня будет время, — сказала фрекен Бок.  Потом она что-то вспомнила и испуганно дотронулась до руки дяди Юлиуса: — Дорогой господин Иенсен, нам ведь надо звонить в полицию.

Но тут дело приняло вдруг совсем неожиданный оборот.  Из гардероба раздался низкий голос:

— Откройте именем закона!  Мы из полиции.

Фрекен Бок, дядя Юлиус и Малыш совсем растерялись.  Один только Карлсон не был ничуть удивлен, зато очень разозлился.

— Из полиции?..  Это вы рассказывайте кому-нибудь другому, жалкие воришки!

Но тут Филле закричал из гардероба, что они заплатят большой штраф за то, что задержали полицейских, которые пришли сюда, чтобы поймать опасного шпиона...  «Как хитро они все повернули», — подумал Малыш.

— Откройте, пожалуйста, поскорее шкаф, и все будет в порядке!  — крикнул Филле.

Дядя Юлиус поверил и выпустил их.  Филле и Рулле вышли из гардероба, но у них был такой подозрительный вид, что дядя Юлиус и фрекен Бок по-настоящему испугались.

— Из полиции?  — с сомнением в голосе переспросил дядя Юлиус.  — А почему вы не в форме?

— Потому что мы секретные сотрудники тайной полиции, — сказал Рулле.  — И мы пришли сюда, чтобы его забрать, — добавил Филле и схватил Карлсона.  — Это очень опасный шпион.

Но тут фрекен Бок разразилась гомерическим смехом.

— Шпион!  Это — шпион!  Ха-ха-ха!  Ну и потеха!  Этот противный мальчишка — школьный товарищ Малыша.

Карлсон соскочил с кровати.

— И я первый ученик в классе!  — горячо подхватил он.  — Первый ученик, потому что умею шевелить ушами, ну и складывать я тоже умею.  Но Филле ему не поверил.  Он вытащил наручники и медленно двинулся прямо на Карлсона.  Когда он подошел уже совсем близко, Карлсон засеменил ему навстречу на своих маленьких толстых ножках.  Филле пробормотал что-то сердитое и стал от нетерпения прыгать на одной ноге.

— Смотри, еще синяк будет, — предостерег его Карлсон, а Малыш подумал, что у воров всегда бывают синяки.  Дело в том, что левый глаз у Филле заплыл и был совсем синий.  «Что ж, это по заслугам», — решил Малыш.  Ведь он ворвался к ним в дом и хотел теперь увезти Карлсона, его Карлсона, чтобы продать за десять тысяч крон.  Гадкие воры, пусть у них будет побольше синяков!

— Они не полицейские, это ложь, — сказал он.  — Они воры, я их знаю.

Дядя Юлиус задумчиво почесал затылок.

— Вот это нам и надо выяснить, — сказал он.

Он предложил всем вместе посидеть в столовой, пока не будет выяснено, кто они — полицейские или воры.

Тем временем стало почти светло.  Звезды на небе погасли — это было видно из окна.  Начинался новый день, и Малышу ничего так не хотелось, как лечь наконец в постель и заснуть, а не сидеть и слушать, как Филле и Рулле рассказывают всякие небылицы.

— Неужели вы не читали в газете, что у нас в Вазастане появился летающий шпион?  — спросил Рулле и вынул из кармана сложенную газету.

Но у дяди Юлиуса эта заметка вызывала сомнение.

— Нельзя верить всей чепухе, которую пишут в газетах, — сказал он.  — Хотя я готов еще раз это перечитать.  Подождите, я только схожу за очками.

Он ушел к себе, но тут же прибежал назад в страшном гневе.

— Ничего себе полицейские!  — кричал он.  — Украли у меня бумажник и часы!  Извольте немедленно отдать мне эти вещи!

Но тут Филле и Рулле в свою очередь страшно рассердились.

— Опасно, — заявил Рулле, — обвинять полицейских в том, что они украли часы и бумажник.

— Это называется клевета.  Разве вы не знаете?  — спросил Филле.  — А за клевету на полицию недолго и в тюрьму попасть.  Может, вы и этого не знаете?

Вдруг Карлсон изменился в лице и закричал точно так же, как дядя Юлиус, которого он оттолкнул.  Видно было, что его просто распирает от злобы.

— А мой кулек с карамельками?  — вопил он.  — Кто его взял?

Филле грозно поглядел на него.

— Ты что, в этом нас обвиняешь?

— Нет, я не сошел с ума, — сказал Карлсон.  — Клевета — это серьезно.  Но одно я могу сказать: если вы взяли кулек и сейчас же не отдадите его назад, то ты сейчас получишь такой же фонарь на другом глазу.

Малыш поспешно вытащил из своего кармана кулек.

— Вот твои конфеты, — сказал он, протягивая кулек Карлсону.  — Я его взял, чтобы передать тебе.

Тогда в разговор вмешался Филле:

— Все понятно!  Хотите на нас спихнуть свою вину.  Не выйдет!

Фрекен Бок все это время сидела молча, но тут и ей захотелось высказаться.

— Кто украл часы и бумажник, мне ясно.  Он только и делает, что ворует то булочки, то блины — вообще все, что ему попадается под руку.

Она указала на Карлсона, а он словно взбесился.

— Эй, ты, послушай!  — орал он.  — Это же клевета, а за клевету отвечают, разве ты этого не знаешь?

Но фрекен Бок отвернулась от Карлсона.  Ей надо было серьезно поговорить с дядей Юлиусом.  По ее мнению, вполне вероятно, что эти вот господа из тайной полиции.  Поэтому у них такой странный вид и они так плохо одеты.  Фрекен Бок всерьез думала, что все воры ходят в лохмотьях, она ведь никогда не видела настоящего взломщика.

Филле и Рулле сразу повеселели.  Филле сказал, что он с первой же минуты понял, какая эта дама умная и замечательная, и просто счастлив, что ему довелось с ней познакомиться.  И он несколько раз обращался к дяде Юлиусу за поддержкой.

— Не правда ли, она удивительная, редкая?  Неужели вы так не думаете?

Неизвестно, что раньше думал по этому поводу дядя Юлиус, но теперь он просто был вынужден соглашаться, а фрекен Бок от всех этих комплиментов опускала глаза и краснела.

— Да, она такая же редкая, как гремучая змея, — проворчал Карлсон.

Он сидел в углу рядом с Малышом и так энергично пожирал карамельки, что хруст был слышен во всей комнате.  Когда же кулек оказался пустым, он вскочил и стал прыгать по комнате.  Казалось, он просто играет, но с помощью этих нелепых прыжков он постепенно добрался до стульев, на которых сидели Филле и Рулле.

— Такую редкую женщину, как вы, хочется вновь увидеть, — не унимался Филле, а фрекен Бок еще больше залилась краской и еще больше потупила глаза.

— Да, конечно, конечно, фрекен Бок — женщина редкая.  — согласился дядя Юлиус, — но мне все же хотелось бы знать, кто взял мои часы и бумажник.

Филле и Рулле, казалось, не слышали, что он сказал.  Филле был так увлечен фрекен Бок, что все остальное для него уже не существовало.

— И выглядит она привлекательно, не правда ли, Рулле?  — сказал он тихо, но так, чтобы фрекен Бок это тоже услышала.  — Красивые глаза...  и такой прелестный носик, погляди, такой носик хорош в любую погоду, правда, Рулле?

Тут фрекен Бок подпрыгнула на своем стуле, и глаза у нее прямо на лоб полезли.

— Что?  — выкрикнула она.  — Что вы сказали?

Филле растерялся.

— Да я только сказал...  — залепетал он, по фрекен Бок не дала ему договорить.

— Это вот Филипп, я уверена, — сказала она и вдруг стала, как показалось Малышу, похожа на Мамочку.

Филле был поражен.

— Откуда вы знаете?  Вы что, слышали обо мне?

Фрекен Бок кивнула с горькой усмешкой.

— Вы спрашиваете, слышала ли я о вас?  О да, не сомневайтесь!  А его небось зовут Рудольф, да?  — добавила она и показала на Рулле.

— Да.  Но откуда вы это знаете?  Может, у нас общие знакомые?  — спросил Филле, так и сияя от удовольствия.

Фрекен Бок снова кивнула с горькой усмешкой.  — Да, пожалуй, есть.  Фрекен Фрида Бок, с Фрейгатен.  Вы, кажется, ее знаете?  У нее тоже прелестный носик, который хорош в любую погоду, точь-в-точь как у меня, да?

Филле, видно, был не в восторге от сравнения носов, потому что сиять он тут же перестал.  Более того ему явно захотелось поскорее смотаться, и Рулле видно, тоже не собирался засиживаться.  Но за из спиной стоял Карлсон.  Неожиданно раздался выстрел, Филле и Рулле подскочили на месте от испуга.

— Не стреляй!  — крикнул Филле, потому что Карлсон ткнул ему в спину указательным пальцем, и он подумал, что это дуло пистолета.

— Выкладывайте бумажник и часы!  — скомандовал Карлсон.  — А не то буду стрелять.

Филле и Рулле стали нервно рыться в своих карманах, и в мгновение ока часы и бумажник оказались на коленях дяди Юлиуса.

— Вот гаденыш!  — крикнул Филле, и с быстротой молнии он и Рулле выскочили в прихожую.  Никто их не остановил, они хлопнули дверью и скрылись.  Первая опомнилась фрекен Бок и выбежала вслед за ними.  Она стояла на площадке и кричала вдогонку, пока они неслись вниз по лестнице:

— Фрида про все это узнает, уж поверь!  Вот она обрадуется!

Она даже перепрыгнула через несколько ступенек, словно собиралась догнать их, но потом все же остановилась и только крикнула вслед:

— И не вздумайте появляться у нас на Фрейгатен, не то прольется кровь.  Слышите, что я говорю?...  Кровь...

.     .     .     .     .